Паразитируя на недостатках хозяйственного механизма и дефиците товаров, представители криминального капитала фактически превратились в эксплуататорский слой, используя в своих интересах государственные заводы и фабрики, сырье, рабочих и служащих, торговлю, транспорт и т. д. «Цеховики» фактически превратились в подпольную криминальную советскую буржуазию.
В начале 1980-х годов была развернута широкомасштабная борьба с преступлениями в экономической сфере. Одним из громких дел в тот период было «Дело „Океан“» о преступлениях в системе Минрыбхоза СССР, некоторые руководящие работники которого и часть магазинов сети «Океан» были уличены в контрабандной продаже черной икры за рубеж под видом сельди. Вырученные деньги в последствие они делили между собой.
«Теневики» накопили огромный криминальный капитал, нуждавшийся в легализации и открытом применении его в производстве. Точному количественному измерению численность «теневиков» не поддается. По данным Т. П. Корякиной, в «теневой» экономике к концу 1980-х годов было задействовано около 30 млн человек, что превышало 1/5 общей численности занятых в народном хозяйстве[1039]. Весьма трудно также определить объемы теневой экономики. По расчетам Госкомстата СССР, масштабы теневой экономики на начало 1990 года, определялись в 100 млрд, рублей. За период 1960–1990 гг. теневая экономика увеличилась в 18 раз[1040].
Эта внушительная криминальная и полукриминальная сила объективно уже не была заинтересована в существовании советского строя, а наоборот, ее объективным интересам соответствовал общественный строй, в рамках которого частная собственность могла бы существовать легально и законно. Вот почему слои, связанные с теневой экономикой, выступили в качестве активной социальной и политической силы перестройки, объявленной Горбачевым в 1985 году, не без основания надеясь, что эта политика может привести к буржуазному перерождению советской системы.
«Названные выше метаморфозы, происходившие внутри советского общества, — пишет И. Я. Фроянов, — не являлись чем-то таинственными или скрытыми от народа. Он видел перерождение номенклатуры… народ ответил жиреющей номенклатуре падением дисциплины, интереса к работе и своеобразной „приватизацией“ общественного прибавочного продукта — расхищением государственной собственности. Массовое воровство и хищения стали повседневностью. Люди уносили домой все, что можно было вынести. Для обозначения такого рода „приватизаторов“ появился даже специальный термин „несуны“. Этих „несунов“ была тьма, и с ними, несмотря на старания властей, ничего нельзя было сделать, поскольку их „работа“ приобрела такой размах, что превратилась по существу во „всенародное“ дело»[1041].