О спектакле сказал он приблизительно следующий:

— Еврейский народ включился сейчас в театральное искусство. В вашей игре чувствуется большая свежесть. Вам предстоит еще удивить культурный мир в области сценической трагедии. В вас скрыты удивительные сокровища. Все горе и все страдания, которые вынес ваш народ в течение 2000 лет, найдут выражение в вашем искусстве.

Горький интересовался, пишут ли ивритские писатели драмы для „Габимы“, упомяну Х. Н. Бялика с большим восхищением и хвалил пророческий пафос его поэзии. „Пафос Бялика, — сказал он, — отразился даже в сегодняшнем спектакле“. Он намекнул на наших противников и врагов из Евсекции и выразил свое возмущение тем, что они хотят закрыть наш театр. Он много хвалил и поздравлял режиссеров и актеров, а перед уходом бросил взгляд на нас всех, повел плечами сказал в изумлении:

— Ведь вы все такие молодые! Вам еще много предстоит сделать. Актеры, которые окружали его во время беседы, бросали на него застенчивые взгляды и подталкивали друг друга локтями, как бы желая сказать: „Ребята, всё будет в порядке“ — мы произвели на него впечатление. Он враг наших врагов».

С тех пор Максим Горький стал преданным другом «Габимы». Он помог нам завоевать много новых друзей, говорил о нас добрые слова членам Совнаркома и подготовил их к обсуждению вопроса о «Габиме» в Исполкоме <Моссовета, где председателем тогда был его друг Л. Б. Каменев — М. У.>. Горькому удалось склонить мнение советского правительства в нашу пользу до такой степени, что было решено дать в «Габиме» статус государственного академического театра и продолжать <оказывать> нам материальную помощь.

<…>

Долго не прервалась связь между ним и «Габимой». После отъезда из России из-за тяжелой болезни Горький опубликовал статью полную похвал о «Габиме», в одном из зарубежных русских журналов <имеется в виду берлинский «Рассвет» — М. У.>.

<…>

В самые тяжелые годы был Горький для нас чем-то вроде высокого дерева, которое защищало нас своей тенью [Агурский-Шкловская. С. 475–479].

Несмотря на поддержку высшего партийного руководства, «Габиме» приходилось постоянно отбивать нападки со стороны Евсекции до отъезда театра на гастроли за рубеж в 1926 году[366]. По окончанию гастролей, понимая, что будущего у ивритского театра в СССР нет, труппа решила не возвращаться и почти в полном составе переехала в Эрец-Исраэль.

Жизнь показала, что это было единственно правильное, более того, спасительное решение.

В конце 1930-х годов все еврейские школы в СССР были, якобы «по настоятельной просьбе советских евреев», закрыты, что является единственным прецедентом такого рода в истории национальной политики СССР (sic!). Идишевские культурные институции просуществовали несколько дольше. Но в начале 1950-х годов пришел и их черед. Все еврейские театры были закрыты, а крупнейшие представители еврейской идишевской культуры физически уничтожены — см. [КОСТЫРЧЕНКО].