Таким образом, одна, казалось бы, проходная и неприметная деталь на деле имеет большой смысл. Она проливает совершенно новый свет на еврейскую тему в рассказе. Она переводит его из бытового в культурно-исторический план. Она представляет христианскую точку зрения не только в ее исторической противоположности еврейской и смысловом переворачивании последней, но и возникает в пониженном, насмешливом тоне, когда картина названа еврейской.
Распознав смысл мотива встречи Иакова с Исавом, мы должны уяснить его роль в рассказе. В «Тине» встреча христианства с иудаизмом разработана в двух планах: в истории столкновения двоюродных братьев, поручика и помещика, с еврейкой, наследницей водочного предприятия, а также в разговорах на еврейскую тему, точнее, в высказываниях Сусанны Моисеевны. Заметим важное обстоятельство: эти два плана взаимно дополнительны по смыслу: первый план представляет еврейку глазами христиан, второй представляет еврейскую тему с точки зрения еврейки. Эти два плана относятся к двум различным смысловым уровням; первый — к уровню повествования, он в тексте не отрефлектирован, он весь в событии, а второй — дан прямым текстом, тем не менее проходит в форме обобщающих рассуждений о евреях с психологически неожиданной точки зрения самой еврейки и потому нуждается в отделении от первого и внимательном разборе.
Ни поручик Александр Григорьевич Сокольский, ни помещик Алексей Иванович Крюков не говорят о евреях — судьба сталкивает их с еврейкой, как и положено — в связи с денежными делами, и они принимают ее как таковую, не вдаваясь в рассуждения — совсем по Достоевскому: «весь народ наш смотрит на еврея ‹…› без всякой предвзятой ненависти»[348]. Так понимает себя образованный русский как представитель своего народа перед лицом еврея. Напротив, Сусанна Моисеевна обобщает, типизирует, говорит о евреях без какого-либо повода со стороны собеседника. Тема развивается между тем в известном, направлении: евреи и деньги: «Знаете, я еврейка до мозга костей, без памяти люблю Шмулей и Янкелей, но что мне противно в нашей семитической крови, так это страсть к наживе. Копят и сами не знают, для чего копят. Нужно жить и наслаждаться, а они боятся потратить лишнюю копейку. В этом отношении я больше похожа на гусара, чем на Шмуля. Не люблю, когда деньги долго лежат на одном месте». (5. 367–368)
Еврейской эту точку зрения никак не назовешь, как не назовешь еврейской картину, изображающую встречу Иакова и Исава. Тут необходимо было вложить в уста Сусанны Моисеевны заверение, что она еврейка до мозга костей, но не такая, как все евреи, чтобы оправдать в ее устах классическую юдофобскую идею о страсти евреев к накоплению. Так что «еврейский» взгляд оказывается тем же юдофобским —