Дэвис буквально захлебывался от гордости, описывая ужин в письмах семье: старый особняк НКИД; окна и двери распахнуты в украшенный гирляндами огней сад. Роскошь царского времени – золоченые тарелки, скатерти, хрусталь – по мнению Дэвиса, придававшая некую грусть происходившему, соседствовала с символикой новой власти: меню ужина украшало тиснение серпа и молота, а артисты выступали с советскими орденами на груди. Столы ломились от превосходной еды, вина и водки; звучали тосты в честь американского президента и его посланника. Литвинов произнес речь в похвалу работе Дэвиса в Москве. В ответной речи Дэвис заявил, что, будь он помоложе, остался бы в Москве поработать подольше и что покидает СССР «более чем другом»[1379].

Послы других государств присоединились к празднеству только после окончания закрытого советско-американского ужина, но и тут советское правительство не поскупилось: обильные закуски, джаз и европейские популярные мелодии в исполнении советского оркестра, потом вновь застолье в четырех больших комнатах особняка НКИД, затем бал, который открылся танцем Литвинова с Марджори Дэвис. Празднество продолжалось до утра. Дэвисы возвращались в свою резиденцию, когда заря уже занималась над Кремлем. Все указывало на то, что Сталин доволен и что миссия Дэвиса в Москву удалась. Роскошное прощальное чествование четы Дэвис стало частью дружеского послания Белому дому, началом новой эры в советско-американских отношениях.

Дэвис не обманул ожиданий Сталина, а по мнению некоторых исследователей, даже с лихвой превзошел их. Он оказал реальную политическую, экономическую и моральную поддержку Советскому Союзу, влияя на политику Белого дома и умы американцев. Возможности для этого у Дэвиса были. В 1940 году он стал помощником государственного секретаря, а в 1941 году возглавил созданный при президенте США Комитет по объединению деятельности организаций, занимавшихся вопросами помощи союзникам. В своих выступлениях даже в самые тяжелые для СССР дни войны Дэвис высказывал непоколебимую веру в силу страны и твердость духа советских людей. Если похвалы сталинскому руководству были для Дэвиса орудием дипломатии, его восхищение упорством и мужеством советских людей представляется искренним. И в Белом доме, и в прессе Дэвис убеждал американцев, что сопротивление русских нацистскому нашествию поразит мир. Знания, добытые в поездках по индустриальным гигантам СССР, пригодились, чтобы доказать, что промышленный потенциал и география советской индустрии помогут СССР вести длительную войну. По мнению американской прессы, предсказания Дэвиса о ходе войны на Восточном фронте оказались более точными, чем мнение американских военных, ожидавших, что Красная армия откатится до Урала[1380]. Кампания сбора средств помощи СССР, которую вдохновлял Дэвис, по данным на январь 1943 года принесла девять миллионов долларов[1381]. Рядовые американцы пожертвовали больше, чем от них ожидали. Хотя Сталин и советская пропаганда не спешили хвалить американский ленд-лиз, считая, что СССР с лихвой оплатил его кровью, советские люди оценили помощь союзников. Не случайно Василий Аксенов, чье детство выпало на военные годы, назвал свою автобиографическую повесть «Ленд-лизовские». Помощь союзников была не только едой, одеждой, медикаментами, но и надеждой на иную, лучшую жизнь для советских людей после войны.