Эвариста я разыскал через пару дней. Он сказал, что его родители были убиты «сообщниками Гирумухатсе» и что сам он бежал во время этого нападения. Впоследствии он нашел убежище у сестры, жены Гирумухатсе.

— Как только я вошел, Гирумухатсе закричал и позвал других, — вспоминал Эварист. — Они схватили меня, раздели и начали избивать палками, а сестра завопила как безумная: «Вы не можете вот так вот убить моего брата!» Гирумухатсе, — продолжал Эварист, — пытался отвести меня на блокпост нашего района, чтобы меня могли убить в нашей деревне. Я был совершенно голый, и они повели меня к массовой могиле, чтобы сбросить туда.

Каким-то чудом Эваристу удалось освободиться и бежать под покровом ночи.

Эварист полагал, что Гирумухатсе убил более 70 человек. Он не видел его в момент возвращения, но виделся с женой Гирумухатсе и их сыном Эманюэлем — сестрой и племянником — и сказал мне, что они оба боятся Гирумухатсе и хотят, чтобы его арестовали. Однако Эварист — тутси и член местного совета — боялся обличить этого человека, который пытался убить его.

— Я уверен, что это могло бы означать смерть для моей сестры и ее детей, — объяснил он и признался, что с момента возвращения Гирумухатсе его ночи снова наполнены страхом. — Люди не могут вслух сказать, что хотят мести, — говорил Эварист. — Но на самом деле такое желание есть у многих.

* * *

Наутро после встречи с Эваристом я увидел, что вдоль улиц Кигали выстроились люди с мотыгами и мачете. Это был день общественно полезного труда: повсюду пустыри превращались в кирпичные мастерские как первый шаг к строительству домов для людей, лишившихся крова в результате репатриации. В одной из таких импровизированных мастерских я увидел генерала Кагаме в толпе одетых в лохмотья рабочих, он лопатой кидал глину в деревянную форму для кирпичей.

— Это тоже солдатская работа, — сказал он мне. В нескольких футах от него на коленях стоял человек, который мерно взмахивал большим мачете, рубя солому, чтобы смешивать ее с глиной. Он только что вернулся из Заира и, по его словам, был совершенно поражен, встретив Кагаме в таком месте, ведь в лагерях этот человек слышал о «мсье вице-президенте» самые ужасные вещи. «Но это нормально, — добавил он, — потому что любая власть, которая желает работать для страны, должна подавать пример народу».

Быстрота, с которой доктрины геноцида были замещены призывами жить вместе, не могла не воодушевлять, но при этом служила тревожным сигналом о том, что ПРЕЖНИЙ РУАНДИЙСКИЙ БАЛАНС ВЛАСТИ И ПОВИНОВЕНИЯ ОСТАЛСЯ НЕИЗМЕННЫМ. Эта система была полезна для масштабных требований текущего момента: надо только вбросить в массы новую идею, и — пожалуйста! — наступают революционные перемены. Но не было ли это всего лишь сменой масок? Вскоре после того, как я наткнулся на Кагаме, занятого изготовлением кирпичей, я рассказал историю о Гирумухатсе Джеральду Гахиме из Министерства юстиции. В начале моего рассказа он склонялся к тому, чтобы похвалить этого человека за желание явиться с повинной, но по мере накопления подробностей становился все мрачнее.