«Вот так влип, — мелькает у меня в голове. — Расположимся в «Риле», а через час туда пожалуют Рангел с Бориславом». Потом, вспомнив, что на втором этаже отеля есть ресторан для иностранцев, я прихожу к мысли, что это упрощает задачу.

Чуть позже мы уже сидим на террасе этого тихого ресторана, и я обстоятельно диктую кельнеру заказ, а Маргарита тем временем задумчиво глядит на сквер, где в зеркале озера плывут пестрые огни неоновых реклам.

— Ты все такой же, — говорит моя дама, когда кельнер удаляется. — Немного похудел, но это тебе идет. — Она берет предложенную сигарету, закуривает. — Ты давно в Софий?

— Недавно.

— И, вероятно, скоро опять исчезнешь.

— Вероятно.

— Не надоели скитания?

— Устал малость, — признаюсь я. — Только есть ли что-нибудь на свете, от чего бы человек не уставал?

— И то правда, — соглашается Маргарита. — К тому же скитания стали твоей второй природой. Ты, верно, так и умрешь в дороге...

— Наверняка. Только я пока что не собираюсь умирать.

— Нравится тебе жизнь, Эмиль?

Она смотрит на меня каким-то до странности оживленным взглядом, и в голосе ее слышится какой-то едва сдерживаемый порыв.

— А кому она не нравится? — уклончиво отвечаю.

— Я имею в виду жить по-настоящему — так жить, чтобы, если потом сгоришь...

— Какой смысл жить, если живешь не по-настоящему? — философски замечаю я.

Очевидно, смирившись с тем, что я ее не пойму, она не отвечает. Кельнер приносит водку и красную икру, молча ставит на стол и снова уходит. Все остальные столики на террасе заняты греческими туристами, и это, вероятно, усложняет работу кельнера, но мне приятно, потому что в случае, если сюда заявятся Рангел с Бориславом, им придется уйти несолоно хлебавши.

— Как твое чадо? — спрашиваю, отпив глоток водки.

— Чада! — вносит поправку Маргарита. — Их у меня теперь двое. — И небрежно добавляет, намазывая поджаренный ломтик хлеба тонким слоем масла: — Растут. Тетка ими занимается. Взяла ее к себе, она мне и помогает.

Наличие кетовой икры вызывает некоторую паузу в разговоре, заполняемую бряканьем приборов да греческой речью где-то поблизости. Не очень продолжительную паузу, потому что минуты через две Маргарита подмечает:

— Про детей спрашиваешь, а про меня нет?