Я не вижу необходимости возражать.

— Когда входишь в незнакомую квартиру, нетрудно судить о вкусах ее обитателя, догадаться, чем он интересуется, какая у него профессия, о его хобби... А вот у тебя, кроме простой мебели и кучи газет, ничего не увидишь. Ничего... Ни картин, ни фотографий, ни цветов, ни книг...

— Книги в чулане.

— Да. Они там пылятся уже десять лет. И, вероятно, половина из них — мои старые учебники.

— Не исключено.

— Господи! Да ты, Эмиль, так и умрешь в бедности.

— А кто богаче меня?

— Хм... Другие. Живущие вокруг. Не то что ты.

— Другие... — бормочу я, отпив кофе. — Они только воображают, что богаче меня. Все мы приходим, проходим и уходим с пустыми руками. Значит, важно не то, что ты успел накопить.

— Но ведь это служит тебе! 

— То, что мне служит, при мне. А кому нужно больше, пускай себе копит — не возражаю. Для иных жизнь — всего лишь теплый курятник, пардон, уютная квартира, а я привык видеть жизнь другой, для меня это путь — прошел предназначенный тебе маршрут, и с богом. Прошу, следующий!

Она слушает задумчиво. Быть может, потому, что я до сих пор ни разу не обмолвился перед ней словечком о своем «верую», никогда не заводил с нею серьезного разговора об этих вещах.

— Возможно, ты и в самом деле прав, — говорит она как бы сама себе. — Все — суета.

— Я этого не говорил.

— В таком случае я говорю... И все-таки между твоим приходом и уходом тебе отводится время, твое время, и ты можешь пожить... Ах, как бы мне хотелось пожить, только по-настоящему, понимаешь, по-настоящему, не забивая себе голову дурацкими мыслями о завтрашнем дне, как бывало со мной...

Маргарита снова смотрит на меня этим до странности возбужденным взглядом и так настойчиво, будто хочет загипнотизировать. И в этот момент в моей памяти всплывает образ незабвенной Дороти из Копенгагена. Да, именно незабвенная Дороти с ее лихорадочной жаждой испробовать решительно все, прежде чем старость захлопнет навечно перед нею врата ярмарки желаний.

— Понимаю, — говорю я, лениво откинувшись на спинку дивана. — Но как ты представляешь себе эту жизнь? В толпе случайных приятелей или?..

— Да оставь ты этого, которого видел сегодня,— с досадой бросает Маргарита, и взгляд ее тускнеет. — Оставь ты его! Это всего лишь знакомый, сослуживец. Хотя иногда, за неимением лучшего...

Маргарита нетерпеливым движением гасит в уродливой глиняной пепельнице недокуренную сигарету. Затем встает, снимает жакет и начинает расстегивать платье, словно делая нечто само собою разумеющееся, словно после наших последних объятий не прошло десяти лет, словно мы делим с нею эту безликую квартиру всю жизнь, беспрерывно. И хуже всего то, что я не испытываю ни малейшего недовольства при виде этой бесцеремонности. Напротив.