– Кто-то из института обеспокоился, – сказала мама, и я подумала, что «Иванов» – это, наверное, Марианна Аркадьевна, смотрительница музея. – Но это было ниже моего достоинства – ходить и шпионить за ними, – добавила она так поспешно, что я сразу поняла: ходила и шпионила.

Видела, как Танечка возвращается из школы со своим красивым портфелем. Видела, как папа обнимает Александру Петровну за талию, входя в подъезд на Волгоградской. Мама стояла под какой-нибудь лиственницей или другим деревом – своим вечным защитником – и смотрела, как на третьем этаже в спальне включают свет и папа задёргивает шторы точно так же решительно, одним движением, как он это делает дома… А потом мама шла домой, готовила ужин, гладила бельё, проверяла у нас уроки и садилась за стол писать свою вечную диссертацию про кладодии и филлокладии редких видов деревьев – объект постоянных папиных шуток…

«У Серёжи вся жизнь – камни, а у меня – деревья» – так говорила мама своим друзьям, которые раньше бывали в нашем доме чуть не каждую неделю. «И что у нас может быть общего?» – подхватывал шутку папа. Димка однажды на полном серьёзе сказал: общим может стать окаменевшее дерево. Родители тогда так смеялись…

На свадьбу отец не пришёл, но попросил меня передать молодым конверт с деньгами. Димка весь пошёл пятнами, когда я вручила ему отцовский подарок, буркнул: ничего нам от него не надо! Но Ира положила брату руку на плечо, что-то шепнула на ухо, и он всё-таки взял конверт и тут же отдал его Таракановой…

Отмечали в ресторане «Старая крепость», на вокзале. Там был заказан отдельный зал, и музыка была своя, и фотограф (я боялась, что приедет папа Рината, но это был незнакомый бородатый мужик, от которого густо пахло «Беломором»). Приехала Ирина мать из деревни: постаревшая, жалкая, она с порога бухнулась перед нашей мамой на колени и стала просить у неё прощения. Бедная мама поднимала Татьяну Николаевну с пола, а та цеплялась за мамины ноги и наделала ей затяжек на колготках. Ира свою мать почти не замечала, впрочем, она почти никого и ничего не замечала и пила наравне с мужиками, хотя живот у неё упирался прямо в стол.

– Ирочка, может, не стоит так усердствовать? – волновалась наша мама, но Княжна отмахнулась:

– Не бойтесь, тёть Вер, мне врач разрешил! – Что это за врач такой, интересно, который разрешает беременным пить водку на собственной свадьбе?

Танцевали в основном Ирины подруги из магазина, та самая Викуся и ещё какие-то девушки, одетые в похожие платья. Взрослые гости несколько раз выходили на середину зала, но быстро тушевались и снова садились за стол. Когда я шла в туалет, то увидела, что Ира звонит кому-то из телефона-автомата и плачет. А потом была та ужасная сцена, когда невеста легла прямо на стол, свалив с него тарелки. Легла на спину и сложила руки на груди, как мёртвая.