Это «нехождение в ногу» подарило ему уникального зрителя. Гораздо больше, чем искусствоведы и поклонники изящных искусств, его любят и признают за своего математики и психологи. При жизни его приглашали на научные конгрессы, где с удивлением узнавали, что и в математике, и в естественных науках художник Эшер —полный и откровенный профан. Его любят и признают за своего дети: мало что в изобразительном искусстве сравнится для них с умозрительным путешествием по придуманным им невозможным лабиринтам. Его обожают компьютерщики и веб-дизайнеры, для которых Эшер – и прототип, и идеал визуального в компьютерном мире. Последние годы его полюбили и музейщики: нет лучше способа привлечь на выставку нового зрителя. Потому что ради Эшера многие готовы выйти даже из виртуального мира, который давно уже говорит на языке его красивых снов.

30 сентября 2003

Бельгийская художественная валюта

Выставка Джеймса Энсора, Российский музей этнографии

Джеймс Энсор (1860–1949) – главный бельгийский художник. Ведь только самым главным выпадает честь красоваться на национальных валютах. Делакруа – во Франции, Дюрер – в Германии, Энсор – в Бельгии, на стофранковом билете. Почему именно он? Ничего особенного не открыл, школы своей не основал, жил в скромном северном Остенде и, хотя основательно прославился еще при жизни, гуру для бельгийских интеллектуалов не был. Секрет такого почитания, однако, прост – Энсор стал первым подлинно бельгийским художником. Он одинаково хорошо владел французским и нидерландским художественными языками, но изобрел свой, который, собственно, и воспринимался как национальный, бельгийский. Для страны, ведущей историю своей государственности всего-то с 1830 года, это чрезвычайно важно.

У Энсора, сына британца и фламандки, мультикультурность была в крови. Северное море Остенде он видел через почти парижский свет, устричную лавку матери писал как настоящий голландец, а изобильные натюрморты выдавали в нем фламандца. Получив классическое франкофильское образование в Академии художеств в Брюсселе, он вернулся в Остенде и стал играть со своей кистью, позволяя ей то ординарную скромность, то красочное буйство. Из скованного темным колоритом и строгими академическими уроками живописца он в одночасье мог превратиться в изощренного мастера светлейшей палитры. Энсор как самостоятельный художник был трудноуловим до тех пор, пока не нашел свои темы.

Так, поупражнявшись с импрессионизмом, развлекшись ироничной критикой буржуазии, художник окунулся в средневековый мистицизм, сочтя своими прямыми учителями не Курбе, Домье или Дега, а Брейгеля, Босха и отчасти Гойю. Главными героями его живописи и офортов стали Христос, скелет и маска. Религиозные и карнавальные мотивы смешивались в причудливых сочетаниях, Христос разгуливал по современному Брюсселю, скелеты жрали селедки, флиртовали на карнавалах и писали картины, маски могли быть похожи на лица людей и скелетов одновременно, а лица людей – на маски. Колористические метания приобрели смысл: темный мир отныне изображался им в пленительно-нежных импрессионистических красках, а мир реальный – в темных и блеклых.