Итак, три вандейских вождя остались почти без людей. К несчастью для них, между ними не было даже согласия. Мы видели выше, что Стоффле, Сапино и Шаретт заключили договор, которым их соперничество только отсрочивалось. Скоро Стоффле, по внушению честолюбивого аббата Бернье, захотел организовать свою армию и завести особые финансы, администрацию, словом, всё, что составляет отдельную власть, и с этой целью задумал издавать бумажные деньги. Шаретт, ревнуя к Стоффле, восстал против таких замыслов. Располагая содействием Сапино, он потребовал, чтобы Стоффле отказался от своей мысли и явился перед общим советом. Стоффле даже не ответил на вызов. Тогда Шаретт объявил договор упраздненным. Стало быть, разрыв был полным, поскольку недостаток сил не мог вознаграждаться даже согласием. Несмотря на то, что роялистским агентам в Париже было предписано войти в сношения с Шареттом и доставить ему письма от регента, однако до него ничего еще не дошло.
Отряд Сепо, находившийся между Луарой и Виленом, представлял такое же зрелище. В Бретани, правда, энергия не так ослабла, потому что население не было изнурено продолжительной войной. Шуанство оказалось прибыльным и нисколько не утомительным разбойничьим промыслом; к тому же у них имелся вождь непомерного упорства, всегда готовый вновь разжечь угасающий пыл. Но этот вождь недавно уехал в Лондон, чтобы войти в сношения с английским правительством и французскими принцами. Пюизе оставил вместо себя при центральном комитете некоего Дезото, именовавшего себя бароном де Корматеном.
Эмигрантов, в таком избытке водившихся при европейских дворах, очень мало оставалось в Вандее, Бретани и везде, где велась эта тяжкая междоусобная война. Они с большим презрением относились к такого рода службе. Поэтому, за неимением людей, Пюизе и взял к себе этого авантюриста, который присвоил себе титул барона: жена его получила в наследство в Бургундии небольшое поместье с этим названием. Дезото становился попеременно горячим революционером, офицером у Буйе, рыцарем кинжала, наконец, сделался эмигрантом. Это был какой-то бесноватый, говоривший с неимоверной живостью и способный к неожиданным переходам. И такого-то человека Пюизе оставил в Бретани вместо себя.
Он позаботился устроить сообщение через остров Джерси. Но поездка его затягивалась, письма часто не доходили, а Комартен никак не мог его заменить и с толком поддерживать в партизанах бодрость. Вожди приходили в нетерпение или в уныние, видя, как ненависть и злоба, обезоруженные милосердием Конвента, таяли вокруг них и способы ведения междоусобной войны расползались прямо в их руках. Да и присутствие такого военного начальника, как Гош, не означало для них ничего отрадного. Итак, Бретань, хоть и менее изнуренная, чем Вандея, была столь же расположена принять мир, который ей искусно бы предложили.