В эту минуту какой-то человек взбирается на решетку, пробравшись через расступившуюся толпу: это некто Ван Хек, командовавший секцией Сите во время восстания 31 мая.

– Представители! – говорит он. – Вы видите перед собою участников 14 июля, 10 августа, 31 мая… – Тут трибуны, чернь и Гора неистово аплодируют. – Эти люди, – продолжает Ван Хек, поклялись жить свободными или умереть. Ваши раздоры терзают отечество; оно не должно более страдать от ваших ссор. Возвратите свободу патриотам, дайте народу хлеба. Избавьте нас от полчищ Фрерона и от этих господ с палками. А ты, святая Гора, – обращается оратор к скамьям левой стороны, – ты, которая столько боролась за Республику, участники 14 июля, 20 августа и 31 мая требуют твоей помощи в эту критическую минуту. Ты всегда найдешь их готовыми поддержать тебя, готовыми проливать свою кровь за отечество!

Крики и рукоплескания сопровождают последние слова Ван Хека. Как будто один голос возвышается против, но его едва можно расслышать. Тогда некоторые требуют, чтобы тот, кто имеет что-нибудь возразить Ван Хеку, выступил открыто.

– Да! – восклицает Дюгем. – Пусть говорит, да погромче!

К решетке поочередно подходят ораторы нескольких секций и, хоть и в более умеренных выражениях, требуют того же, что секция Сите. Президент Дюмон с твердостью отвечает, что Конвент займется требованиями и нуждами народа, как только ему можно будет снова приступить к своим занятиям.

– Пусть займется сейчас же! – возражает несколько голосов. – Нам нужен хлеб!

Беспорядок продолжается несколько часов. Президента засыпают запросами и злыми насмешками.

– Роялизм занимает президентское кресло, – говорит Шудье.

– Наши враги возбуждают бурю, – возражает Дюмон, – они не знают того, что молния обрушится на их же головы.

– Хлеба, хлеба! – всё время твердят разъяренные женщины.

Между тем в павильоне Единства ударяет колокол. Комитеты решились применить новый закон и велели созывать секционные отряды. Многие уже вооружились и шли к Конвенту. Монтаньяры чувствовали, что необходимо спешить, чтобы превратить желания и требования патриотов в декреты, но для этого надо было хоть немножко освободить собрание от давления и дать ему вздохнуть.

– Президент! – восклицает Дюгем. – Пригласи же этих добрых граждан выйти, чтобы мы могли совещаться! – Затем он обращается к народу: – Вы слышите набат, по всем секциям бьют барабаны; если вы не дадите нам совещаться – отечество погибло.

Шудье хотел взять под руку одну женщину, чтобы вывести ее.

– Мы тут у себя дома, – сердито оттолкнула она его.