Утомившись противоречиями теоретической мысли: шаткостью всякой натурфилософии, основанной на меняющихся воззрениях науки; ухищрениями метафизики, с ее диалектикой в мировом масштабе у Гегеля, с «я» и «не-я» Фихте, с «мировой Душой» Шеллинга, с «Волей» Шопенгауэра, с «Бессознательным» Гартмана; почувствовав непрочность всякого логического метода в теориях познания, где мысль сама себя судит, и одни части своего логического инвентаря осуждает, а другим частям приписывает истинность, – разочаровавшись во всем этом, Запад нашего времени утерял философский порыв, интеллектуальный энтузиазм и погрузился в самое худшее, что можете дать подобное разочарование: в отрицание всего того высшего, что составляло до сих пор гордость цивилизованного самосознания.
Появился на смену всему величавому старому – ничтожный позорный экзистенциализм, нечто подобное мировоззрению, но не мировоззрение; нечто в роде системы взглядов, но бессистемное; нечто сходное с учением, но недостойное называться учением, так как нет в нем учителей, а, есть вожаки, нет учеников, а есть сочувствующая толпа. И нет в нем даже руководящей идеи, а есть только однородное для всех животное самоощущение, повышенное констатирование значения своего «я».
А из философии прошлого века экзистенциалисты взяли самое жалкое по морали и самое неглубокое по мысли, что дала эта эпоха: эгоцентрическую беспринципность датского полуфилософа-полуэстета Кьеркегора, кое-что из апологии эгоизма Макса Штирнера312 и трескучую парадоксальность Фридриха Ницше.
Кьеркегор, вдохновлявший Ибсена на создание ходульных типов, в роде Бранда или Строителя Сольнеса, так же как Ибсен боролся с обществом во имя свободной личности; но эта борьба за свободную личность перешла у него в эготизм, в обожание самого себя. Борясь с официальным, или как он говорил, с «филистерским» христианством, он сначала проповедовал «индивидуальное» благочестие; но затем, придавая индивидуальности все большее значение, дошел до культа своеволия, беспощадности, оправдания греха и атеизма. Этот-то второразрядный писатель с небольшим талантом, но с огромной амбицией, и считается официально основоположником экзистенциализма.
Однако, фактически Ницше оказал на современных экзистенциалистов, в роде Сартра, не меньшее влияние, чем Кьеркегор. Для нынешнего поколения, выросшего среди волн безбожного коммунизма и наглого расизма, под грохот воздушных атак и разрушения городов, среди звериного приспособления в голодные годы войны; воспитанного на идеях нюренбергского процесса, на общении с советским тоталитаризмом, на детективных романах, на полицейских фильмах, на порнографической литературе, – для этого жуткого поколения буйная проповедь беспринципности и морального нигилизма явилась вполне подходящей духовной пищей, утоляющим идейную жажду нектаром. Этим любителям экзистенциализма, не имеющим ни достаточного времени, ни достаточного образования, ни достаточного таланта для тщательного изучения и углубления в область философских идей, безответственная афористическая форма высказывания Ницше подошла в высшей степени. Здесь они нашли для себя заманчивые призывы к моральному пребыванию «по ту сторону добра и зла»; к объявлению «смерти Богу»; к созданию из своей исключительной личности «юберменша»313, к отрицанию всяких авторитетов; к убежденности в том, что для проявления истинной свободы не должно быть никаких пределов, что все дозволено, что все возможно.