Автор отмечал, что дворяне, как и «нижестоящие классы», отличаются «особой набожностью», но это скорее напоминает родительский долг, исходящий из зависимости и рабства, чем из глубокой благодарности, поскольку каждый отец в своей маленькой семье является таким же деспотом. Тем не менее, «эта добродетель, реальная или надуманная, является главной их ценностью». Они не умеют и не считают нужным выказывать того отвращения к пороку, какое существует в других нациях, и в результате многие лица, «опозорившие себя явным мошенничеством и взятками», продолжают занимать различные должности, в том числе судейские.

Макартни подчеркивал, что низкая лесть и ухаживание за министрами, любимцами двора и вообще лицами, облеченными властью, невыносимы для человека свободного и сознающего собственное достоинство: для англичанина они практически ненавистны. Главное внимание русского дворянина уделяется увеличению собственного материального благополучия и непосредственного удовлетворения тщеславия; русскому дворянину нет дела до гражданских добродетелей и суда потомков. Пристрастие его к внешним отличиям доходит до такой степени, что ради титула или ордена он готов пожертвовать более существенными преимуществами, которые иностранец, даже при больших заслугах, мало почитает. Поэтому, делал обобщение Макартни, строгий наблюдатель мог бы назвать русских «нацией, исполненной всяких противоречий, несообразностей и парадоксов». «Они соединяют в себе самые несовместимые крайности: ненависть к иностранцам и копирование их, претензию на оригинальность и рабское подражание другим, любовь к пышности и неопрятность, атеизм и суеверие, гордость и низкопоклонство, алчность и расточительность, которые невозможно реформировать терпимостью или исправить наказаниями»738.

Давая столь нелицеприятные, но справедливые оценки представителям русского дворянства, Макартни высказывал предположение, что правительству России «будет труднее цивилизовать дворян, нежели крестьян», потому что «при том состоянии, в каком они находятся, упрямство и скрытность, эти неизбежные спутники полуцивилизации, могут помешать их дальнейшему развитию». «Когда мы рассуждаем о варварстве нашей собственной и других стран несколько столетий тому назад, – продолжал автор, – мы можем говорить о более благоприятных условиях, в которых происходило формирование нации. Послушное и гуманное крестьянство, которое я описал выше, при лучших законах может быть обращено в лучший народ. Что касается дворянства, то оно должно избавиться от своих заблуждений и дурного поведения и приобрести тот здравый смысл, который послужит средством для улучшения». Макартни высказывал любопытное предположение: русские со временем, возможно, «станут такими же, как мы сейчас», а англичане несмотря на то, что располагаются на «высшей ступени», могут «скатиться к тому варварству, из которого русские пытаются выбраться»739.