Верхом кручи почти по самому краю шла проселочная дорога, и не раз случалось, что подвыпивший шофер либо мотоциклист с коляской вечером не справлялись с управлением или не замечали обрыва и низвергались без шансов выжить. Имена павших аккуратно, неизгладимо фиксировались в памяти сельчан и воскрешались при разговорах.

Берег напротив скалы был низкий, ровный, покрытый по кайме густой шелковистой травой с зацветающими клевером и ромашкой — ранней весной заливался, но к средине мая пойменный луг уже высыхал на ветру. Растянуться на нем с бутылкой, упасть ничком в траву, утонуть, пропасть с головой, бросив спецовку на теплую, прогретую солнцем землю было покойно и приятно.

Выпив еще по стакану и зажевав куском вареной курятины, отец с сыном обсудили непутевое житье бедового Володьки в Саратове.

— Зря он из города уехал… Крестьянский хлеб нелегкий, — резонно заметил Архипыч.

— Он всегда взрывной был, неуправляемый, — согласился Анатолий. — Таким в милиции долго не удержаться — набедокурят обязательно.

Тихий журчащий звук воды убаюкивал, сливаясь с шелестом ветра в ветвистых кронах сосен высоко над белевшим за рекой утесом. Все мороки городской жизни остались где-то далеко. Хотелось заново стать мальчишкой, носиться с друзьями вдоль воды, кидать гальку, искать под обрывом розово-коричневый на изломе слоистый кремень и чиркать одним камушком о другой, высекая яркие пахучие искры. Хотелось взобраться с пологой стороны на холм, подползти к самому выступу, к нагому карнизу белой скалы, и глазеть, не отрываясь, в завораживающе медлительные свинцовые разводы волн, ощущая пьянящее головокружение от жутковатого желания сигануть с крутизны вниз.

— Ты знаешь, сынок, я ведь, наверно, скоро помру… — неожиданно прервал задумчивость Анатолия отец.

— С чего ты взял?.. — насторожился тот, приподымаясь на локте над травой и встревоженно изучая глазами сухощавую фигуру старика. — Болит где-нибудь?

— Нет, со здоровьем все ладно, — помотал головой Василий Архипыч. — Но я пророчествовать вдруг начал.

— Это как?.. — изумленно вскинул брови сын. — По-библейски, что ли?

— Вроде того… — подтвердил, надолго замолчав и уйдя в себя, Панаров-старший. — Вот, например, давеча пришло мне в голову знамение: «…И восстанет мгла над землей, что не отличишь с трех шагов — человек пред тобой иль оборотень… И восстанут, пробудятся от сна векового племена древние… И станут вновь, что искони, угрюмо поклоняться, жечь, воскурять фимиам своим Ваалам…»

— И что все это значит? — непонимающе посмотрел Анатолий на закатившего очи седого старца. — Про кого это?