— Но-но, ты язык-то попридержи! — взвился на жалобно заскрипевшем стуле пунцовый, с блестевшей от пота крутой лысиной дядя Сева. — Положено ему!.. А кто тебе должен положить? Откуда такие притязания? Ты что такого великого сделал? Месторождение открыл? Город в тундре построил? В космос полетел?.. Таких, как ты, триста миллионов! И всем машину подай?.. И ведь не успокоитесь с машиной. Захотите вторую, да чтоб иноземную! Изволите дачу двухэтажную, за рубеж махнуть, на курортах пузо погреть, меха, шубы, изумруды… Да, Темочка, я прав? Что там еще в списке у тебя значится? Всем детям по институту и по квартире в Москве?

— Я же не говорю, чтоб дать это всем, — принялся смущенно оправдываться Нежинский, уже горько пожалев, что сказал лишнего, и стараясь умиротворить распалившегося благочестивого коммуниста. — Но доступ к тому, чтобы достичь этого легальными путями, должен быть у всех. Не абстрактная, а реальная возможность… Чтобы те, у кого есть силы и амбиции, знали, что делать. Пускай бы жилы рвали, выгорали, мучились, выкладывались по полной, но не списывались бы скопом под статью с конфискацией.

— Ахинею ты порешь! Так у тебя за двадцать лет капитализм получится!.. — недоуменно выпучил на зятя глубоко посаженные очи дядя Сева. — Имущественное расслоение, накопления, неравенство, потом частная собственность на средства производства, эксплуатация человека человеком, затем класс нуворишей появится… Для чего тогда Октябрь был? Ишь, куда замахнулся! Врешь, брат, этого мы таким, как вы, никогда не дозволим! — вытянул он руку через стол, наклонившись вперед, и показал Артему пролетарский кукиш внушительных размеров. — Сегодня мы, а завтра дети наши не позволят. Которых мы правильно воспитаем. Чтобы чересчур амбициозных да охочих до народного добра вовремя осаживали. Как ты верно сказал, с конфискацией… Вон, Арик у меня сызмальства руками работает. Голова будет варить — в политех пойдет, на инженера выучится. Нет — так токарем, как я, станет. Все равно на мой завод придет и мне сменой станет. Коли бы все так, как я, детей воспитывали, ты бы таких разговоров крамольных, антисоветских у меня в доме не вел.

— Да вы сына-то не видите, — с укором покачал головой Артем, обидевшись на дулю. — Не то что какие у него в голове мысли, интересы, но даже то, что снаружи, в глаза бросается…

— Это ты о чем? — озадаченно переспросил дядя Сева.

— Да так… Я в общем и целом, — тут же осекся Нежинский, вовремя решив не вдаваться в подробности о значении надписи на груди, которую он мельком успел разглядеть, подсмотрев и подслушав тихую беседу детей на диване. — Просто я хочу сказать, что и с собственным сыном у вас никаких гарантий, что ваш образ мыслей и жизненные принципы лет через десять будет разделять. А что говорить за целый народ?.. Над Хрущевым и Брежневым посмеивались, анекдоты сочиняли. Над Андроповым с Черненко головой качали в недоумении. Горбачева ненавидеть начинают понемногу… И те, что ваши помыслы разделяют, и те, что мои.