Записка Запорожца имела широкий и комплексный характер. В ней предусматривались меры в области пропаганды (в армии и среди гражданского населения), «военизация» пионерской и комсомольской физкультурных организаций, давались поручения издательствам по выпуску литературы о войне и мире, в частности о современной войне. Шла речь и о перестройке научных организаций, Союза советских писателей, Радиокомитета и кинематографии. Им вменялось в обязанность развивать военную пропаганду, даже вести изучение иностранных языков сопредельных стран — «наших вероятных противников».

Проанализировав записку Запорожца, В. А. Невежин делает вывод: объем предполагаемых мер был столь велик, что вряд ли ее автор сформулировал бы свои предложения, не получив предварительно «добро» у вождя либо у его ближайших соратников[1127].

Нам представляется, что в данном случае Невежин сужает постановку вопроса. Записка Запорожца явилась следствием общего решения, которое, видимо, было принято в Кремле на рубеже 1940–1941 гг. Реализация этого решения предполагала действия и меры по различным направлениям. И одно из них касалось вопросов значительных изменений в содержании и формах пропаганды и агитации среди населения. Среди них важное место отводилось повышению боевого духа Красной Армии.

В течение марта — апреля 1941 г. намеченные меры (не только изложенные в записке Запорожца) начали реализовываться, причем весьма ускоренным способом. Были сняты запреты на многие статьи и произведения литературы и искусства, наложенные в конце 1939 — начале 1940 г. либо за их прямую антигерманскую направленность, либо из боязни вызвать недовольство в Берлине. В прессе дали высокую оценку фильму «Александр Невский», удостоенному Сталинской премии в марте 1941 г.[1128], несмотря на его откровенную антигерманскую направленность. Тогда же Сталин предпринял демонстративный шаг, лично позвонив писателю И. Г. Эренбургу. Он похвалил намерение писателя показать оккупационную политику фашистской Германии во Франции[1129]. В апреле во время встречи группы кинематографистов с К. Е. Ворошиловым писатель Вс. Вишневский заверил маршала, что «у советских людей налицо готовность к войне против Германии, а также сохранились привитые еще до заключения пакта о ненападении антифашистские настроения»[1130]. Наконец, отметим известный факт, когда югославский посол на двусторонних переговорах сообщил Сталину, что правительство Югославии получило информацию о подготовке Германии к нападению на СССР. Сталин поблагодарил посла и сказал: «Мы готовы, если им, немцам, угодно — пусть пойдут»[1131].