С 25 марта по 5 апреля был осуществлен новый частичный призыв в Красную Армию, что позволило увеличить ее численность на 300 тыс. человек[1132]. В ряде работ сторонников версии о подготовке Советского Союза к нанесению превентивного удара по Германии в качестве аргументов выдвигалась мысль, что советские руководители объявили «мобилизационную готовность». Представляется, что подобные рассуждения основаны на неправильном толковании слова «мобилизация». В русском языке, как известно, существует двоякое значение этого слова: одно — непосредственный призыв в армию, особенно в условиях войны, другое имеет более общий смысл, включая состояние напряжения сил, готовность сконцентрироваться на тех или иных задачах.

Применительно к предвоенным событиям, конечно, речь не шла о какой-либо конкретной мобилизации. Термин «мобилизационная готовность» употреблялся советскими руководителями еще с весны 1940 г. как призыв не успокаиваться, не почивать на лаврах, а находиться в состоянии готовности к испытаниям или к возможным осложнениям, вплоть до опасности войны.

Одно из первых упоминаний слова «мобилизация» мы находим в докладе Молотова на заседании Верховного Совета СССР 1 августа 1940 г., когда он завершил свое выступление следующим заявлением: «Чтобы обеспечить нужные нам дальнейшие успехи Советского Союза, мы должны всегда помнить слова товарища Сталина о том, что «нужно» весь наш народ держать в состоянии мобилизационной готовности перед лицом опасного военного нападения, чтобы никакая «случайность» и никакие фокусы наших внешних врагов не могли застать нас врасплох»[1133]. В дальнейшем, в 1940 г. и особенно в начале 1941 г. слова о «мобилизационной готовности» неоднократно употреблялись деятелями разного уровня, но отнюдь не подразумевали призыв к мобилизации. Речь все же шла о необходимости отказаться от «беспечности», об осознании возросшей внешней угрозы. При этом, разумеется, имелась в виду именно опасность со стороны Германии.

В контексте событий тех месяцев в словах о «мобилизационной готовности» был заложен определенный смысл. Они отражали явное намерение власти подготовить народ к военной угрозе, но отнюдь не предполагали каких-либо определенных шагов.

Обсуждение ситуации и определение мер по подготовке к войне проходило и в органах разведки. П. А. Судоплатов вспоминал в своей книге, что в начале 1941 г. состоялось совещание руководства Разведуправления Красной Армии и оперативного управления Генштаба, на котором обсуждался вопрос о состоянии немецких и японских вооруженных сил. Главным был вопрос — предполагает ли военная разведка и НКВД одновременное начало военных действий против СССР как на Западе, так и на Дальнем Востоке. В итоге было принято решение, доложенное высшему руководству: «Ограничиться активной обороной на Дальнем Востоке и развернуть на западном направлении главные силы и средства, которые были бы готовы не только отразить нападение на Советский Союз, но и разгромить противника в случае его вторжения на нашу территорию». При этом ясно говорилось, что речь идет именно о Германии и ее союзниках[1134].