В 1924 г. прокурор Новониколаевской губернии отмечал слабость следственного аппарата губотдела ОГПУ, следствием чего, как он полагал, было невыполнение элементарных требований закона. При этом «некоторые видные сотрудники ОГПУ даже щеголяли незнанием закона»[772]. По словам иркутского губпрокурора, «сотрудники ОГПУ порой проявляли полное правовое невежество»[773]. Такое положение дел служители закона объясняли «традициями ВЧК».

В отчете омской прокуратуры за первую половину 1924 г. утверждалось, что «работа органов ГПУ с пути военного коммунизма перешла на новые рельсы революционной законности»[774]. Однако в октябре 1925 г. алтайский прокурор фиксировал «оторванность ОГПУ от прокуратуры и его стремление самоопределиться»[775]. В сентябре 1927 г. бийский окрпрокурор отмечал сочетание у некоторых работников ОГПУ «полного правового невежества со стремлением показать свое “я” и приемы ЧК»[776]. В докладной записке в окружную контрольную комиссию от 7 марта 1928 г. омский окрпрокурор сообщал о своей приватной беседе с начальником местного отдела ОГПУ, в которой тот заявил, что «органы ОГПУ доказали свою ценность для дела революции, в отличие от органов прокуратуры»[777].

На этом фоне неудивительными выглядят постоянно имевшие место факты игнорирования органами ГПУ – ОГПУ системы прокурорского надзора. В 1925 г. иркутский прокурор отмечал случаи, когда без согласования с ним местный отдел ОГПУ направлял следственные дела в более высокие инстанции[778]. В январе 1926 г. Сибирское совещание работников прокуратуры потребовало от окружных прокуроров «поставить действительный и полный надзор за органами ОГПУ в пределах указанных законов, не допуская никаких послаблений и отклонений». В резолюции апрельского совещания констатировалось, что этот надзор недостаточно удовлетворителен и носит формальный характер, а наблюдение прокуратуры за административной ссылкой отсутствует[779]. Однако все эти резолюции не могли дать ощутимого эффекта.

По информации минусинского окрпрокурора во время кампании по борьбе с бандитизмом окротдел ОГПУ отказал ему в предоставлении сведений по большинству приговоренных за второе полугодие 1927 г.[780] В марте 1928 г. омский прокурор попытался опротестовать предварительное заключение подлежащего ссылке гражданина сверх допустимого срока без санкции ВЦИК и Особого совещания. В ответ на это окротдел ОГПУ постановил направить дело через ПП ОГПУ по Сибири в Коллегию ОГПУ и заключить арестованного в ИТД[781]. Несмотря на циркуляр от 2 марта 1925 г., продолжались увольнения ссыльных со службы по рекомендациям «чекистов» без объявления мотивов и учета мнения прокуратуры. Имели место случаи, когда на запросы прокуроров ГПУ – ОГПУ не отвечало месяцами.