Репрессивные органы, преследуя свои цели, были склонны преувеличивать масштабы «антиправительственной» деятельности ссыльных. Примером такого сгущения красок стало «разоблачение» осенью 1928 г. «троцкистской организации ссыльных» Красноярска[992]. Иногда власти давали политическую окраску типично уголовным деяниям ссыльных. Так, весной 1926 г. Красноярский комитет ВКП(б) отрапортовал о раскрытии «антисоветской подпольной организации административно-ссыльных», которые «готовили вооруженный мятеж» и якобы с этой целью ограбили несколько кооперативов[993].

Наиболее сплоченные группы политссыльных апеллировали к властям в форме коллективных протестов, которые они направляли как в региональные партийные и советские инстанции, в органы прокуратуры и политического надзора, так и непосредственно в центральную прокуратуру, ЦК партии большевиков, ВЦИК и ЦИК СССР, конкретным лицам – Г.К. Орджоникидзе, М.И. Калинину, В.Р. Менжинскому и пр. Традиция подачи коллективных петиций и запросов в адрес губернаторов, МВД и Государственной думы была распространена при старом режиме. Однако если в ту эпоху политссыльные требовали от властей расширения свободы передвижения, увеличения пособия, разрешения организации касс взаимопомощи, общественных столовых и представительств в продорганах, то в новых условиях обращения репрессированных сводились к протестам против дискриминационных и репрессивных мер властей, что свидетельствовало о гораздо более низкой степени активности политической ссылки.

В 1923 г. в Сибири было зафиксировано два случая подачи коллективных протестов ссыльными. Так, в декабре в Красноярске было арестовано после их попытки протестовать против ущемления прав два ссыльных эсера. Их товарищи подали коллективное заявление в местный исполком с требованием освободить арестованных под поручительство, но им было отказано. Следственные дела были переданы на рассмотрение губпрокурора, который распорядился отпустить задержанных[994]. Тогда же ссыльные эсеры, проживавшие в Колпашеве, подали во ВЦИК коллективный протест против решения Нарымского исполкома, чинившего препятствия в их трудоустройстве. В ответ местные власти распорядились рассредоточить «политиков» по отдаленным поселкам края. Несмотря на новые протесты, операция по расселению прошла без особых затруднений. Представители прокуратуры, которым было поручено рассмотреть жалобу, признали действия властей по ограничению трудоустройства репрессированных «ошибочными» и «неправомочными», признав при этом «оправданной» высылку «политиков» из Колпашево[995].