– Филипп, скажи что-нибудь. Ты будто и не рад, что мы едем вместе?
– Ну что ты, я очень рад.
– Тогда о чем ты думаешь?
– О тебе…
– Что же ты обо мне думаешь?
Филипп не ответил.
– Наверное, думаешь то же, что и я. Я уже говорила тебе, что хочу уйти из училища?
– Нет… Но почему ты вдруг решила?
– Почему? Да потому, что я бездарна, совершенно, начисто. Так что, думаю, будет лучше, если я уйду.
Филипп в душе считает, что Алька действительно бездарна, но объясняет подруге, что она талантлива в жизни. В ответ Алька хочет «поиграть его шевелюрой». Пара прибыла в комнату, которую снимает Филипп. Алька предлагает снова покурить, замечая, что Филиппу должно нравиться, как она курит. Потом, подтверждая тонкость натуры, Алька убегает. Филипп курит и размышляет о творчестве. Алька возвращается… Финал рассказа лирически напряженный:
И солнце погасло в сомкнувшихся глазах.
И солнце погасло в сомкнувшихся глазах.
Почему я так подробно говорю об этом рассказе? Он – сокращенная версия повести «Законы молитв». А по поводу этой повести Холоденко получил письмо от своего наставника в литературе:
Ты – явный и блестящий ученик Томаса Манна и Владимира Набокова, единственный их ученик в советской литературе. Спасибо тебе за то, что ты научил меня писать о сексе.
Ты – явный и блестящий ученик Томаса Манна и Владимира Набокова, единственный их ученик в советской литературе. Спасибо тебе за то, что ты научил меня писать о сексе.
Кто же обрел способность, открыл те части речи, которые выражают интимные чувства, движения духа и плоти? Это хорошо нам знакомый Давид Яковлевич Дар. Именно к нему в ЛИТО «Голос юности» ходил Валерий Холоденко. Стиль письма на грани кликушества. Похвалы и объявления о приходе нового гения всегда сопровождались словами о необходимости хранить писательское слово в глубокой тайне. Холоденко внял предостережениям учителя. Следующая его публикация состоится только через двадцать лет. Кстати, интересно, что сам Дар не следовал своим советам. Его книги периодически издавались. С начала 60-х и до эмиграции в 1977 году он выпустил пять книг. Немного, но учитывая его лень, можно считать, что почти все им созданное обрело свой печатный вид. Большая часть творческой энергии Дара уходила на общение с пишущей молодежью, ценившей разбитного «Деда». Как раз об этом вспоминал Довлатов в очерке «Последний чудак». Чудаческие наставления и оценки привели к тому, что ученики Дара действительно ощутили себя гениями. Сценка из «Ремесла»:
Пьяный Холоденко шумел: «Ну и жук этот Фолкнер! Украл, паскуда, мой сюжет!..»