Ну, Д.-то вообще весь понятен, что-нибудь в таком стиле, что Битов кончится, как только утихнет у него сексуальное расстройство, или что Битов зазнался и заелся и не сможет писать от ожирения, или что Битова задавит своим творчеством жена-писатель. Это все понятно у Д., который все причины с рвением первоклассника отыскивает в патологии и те три или четыре причинки, по которым считает, что пишет сам, рассматривает распространяющимися на все человечество. Поэтому ему, конечно же, непонятно, как может писать человек, если он не низкого роста, не урод и не еврей и женщины его любят, как может писать человек, столь внешне не похожий на низенького уродца-инородца, которого женщины не любят, то есть на него самого.

Ну, Д.-то вообще весь понятен, что-нибудь в таком стиле, что Битов кончится, как только утихнет у него сексуальное расстройство, или что Битов зазнался и заелся и не сможет писать от ожирения, или что Битова задавит своим творчеством жена-писатель. Это все понятно у Д., который все причины с рвением первоклассника отыскивает в патологии и те три или четыре причинки, по которым считает, что пишет сам, рассматривает распространяющимися на все человечество. Поэтому ему, конечно же, непонятно, как может писать человек, если он не низкого роста, не урод и не еврей и женщины его любят, как может писать человек, столь внешне не похожий на низенького уродца-инородца, которого женщины не любят, то есть на него самого.

Поэтому ярость Дара в отношении «Невидимой книги» Довлатова понятна, как и призывы физически наказать клеветника. Во-первых, напечатана, во-вторых, показывает воспитанников Дара в крайне невыгодном свете. Сейчас, спустя почти полвека, можно сказать, что оценка Довлатовым ключевых фигур ленинградского самиздата оказалась верной. Никого из них время не сохранило.

Возвращаясь к роли «друзей и близких», отмечу, что здесь было не все так хорошо. Прохладное отношение друзей к прозе во многом исходило из оценки Довлатова литературным бомондом. В тех случаях, когда они слышали о таком авторе. Красноречивый эпизод из воспоминаний Елены Скульской. Довлатов работает в Пушкинских Горах. Собирается материал, который потом превратится в «Заповедник» – одну из лучших довлатовских повестей. В письме к таллинской знакомой приводятся отдельные микроэпизоды, включая телефонную жалобу туристки в Пушкинских Горах некой «Алке» на отсутствие мужского пола: «Многие женщины уезжают, так и не отдохнув». Скульская в это время сама отдыхает в Коктебеле – любимом месте творческой элиты: