Пьяный Холоденко шумел: «Ну и жук этот Фолкнер! Украл, паскуда, мой сюжет!..»

Интересно, что в журнальном варианте на месте автора «Шума и ярости» значился писатель из ГДР Гюнтер де Бройн. В эмиграции Довлатов решил несколько поднять и без того высокий градус безумия. Уверовавшие в свою значимость ученики Дара творили широко, считая каждое свое слово «откровением». Поэтому Владимир Лапенков, петербургский прозаик и мемуарист, с явной симпатией говоря о Холоденко, вынужден признать:

Текстов Холоденко осталось сравнительно много, но они плохо отформатированы, что называется, требуют некоторой редакторской работы.

Текстов Холоденко осталось сравнительно много, но они плохо отформатированы, что называется, требуют некоторой редакторской работы.

Давид Яковлевич предлагал ученикам держаться высоты, которую он обрел сам. Снова из воспоминаний Владимира Лапенкова:

Дар был сложен даже чересчур для тех лет: игровой, ироничный, парадоксальный и хулиганствующий. «Ну и как вам сегодняшнее писательское собрание, Давид Яковлевич?» – спрашивал у него местный писательский «стукачок». «А […] я ваше писательское собрание и всю вашу советскую власть!»

Дар был сложен даже чересчур для тех лет: игровой, ироничный, парадоксальный и хулиганствующий.

«Ну и как вам сегодняшнее писательское собрание, Давид Яковлевич?» – спрашивал у него местный писательский «стукачок».

«А […] я ваше писательское собрание и всю вашу советскую власть!»

Орел? Орел! Это можно и нужно обсудить за стаканом, славя «Деда». Никаких компромиссов, только чистое искусство с подогревом. Алкоголизм, неустроенность, постепенный, но необратимый переход из «богемы» в «маргиналы» делали будущее всех птенцов гнезда Дара безрадостным. Наверное, доля вины в этом принадлежала их заводному учителю. Из эссе Довлатова «Мы начинали в эпоху застоя»:

В Доме культуры «Трудовых резервов» вел ЛИТО Давид Яковлевич Дар, который никому из своих воспитанников не помогал пробиваться в печать и, наоборот, внушал им, что литература – занятие подпольное, глубоко личное, требующее от художника особого психического склада.

В Доме культуры «Трудовых резервов» вел ЛИТО Давид Яковлевич Дар, который никому из своих воспитанников не помогал пробиваться в печать и, наоборот, внушал им, что литература – занятие подпольное, глубоко личное, требующее от художника особого психического склада.

Дар не просто требовал от учеников молчания. Тяжело он переживал любой намек на литературную состоятельность своих подопечных. Один из самых тяжелых ударов для него – выход книг Андрея Битова. Помешать этому он не мог, «объяснить» – пытался. Я уже цитировал битовский внежанровый текст «Из-за угла». Есть там выразительный кусок, посвященный «неблагодарному учителю»: