Мне же всегда в литературе импонировало то, что является непосредственно литературой, то есть некоторое количество текста, который повергает нас либо в печаль, либо вызывает ощущение радости, который вынуждает нас с увлечением себя прочитывать.
На помощь со стороны влиятельных «либеральных кругов» рассчитывать не приходилось. Вынужденный отчаянный шаг – публикации в эмигрантских изданиях – ставил под вопрос не литературную будущность Довлатова, а возможность его обычной жизни в стране.
Решение Ефимова эмигрировать психологически объяснимо. Оно связано с осознанием того, что его литературная карьера не просто застопорилась, а уверенно движется вниз. Кормиться за счет детских книг ему не хотелось, редкие взрослые книги проходили справедливо незамеченными. Авторские амбиции подкреплялись тайными козырями из писательской колоды Ефимова. Как помните, в период написания романа «Зрелища» он увлекся метафизикой. Интерес не был сиюминутным. Писатель прочитал последовательно Шопенгауэра, Канта, Кьеркегора. Частично освоив сокровищницу мировой философии, Ефимов приступает к ее пополнению. Он благожелательно отмечает заслуги предшественников:
АРИСТОТЕЛЬ вгляделся в правила, которым следуют все разумные люди в своих рассуждениях, и создал свою знаменитую «Логику». В 18-м веке КАНТ вгляделся в науку математику, основы которой находятся в сознании всех людей…
АРИСТОТЕЛЬ вгляделся в правила, которым следуют все разумные люди в своих рассуждениях, и создал свою знаменитую «Логику».
В 18-м веке КАНТ вгляделся в науку математику, основы которой находятся в сознании всех людей…
Далее следует краткий пересказ из «Философского словаря» любого года издания. Об априорной форме чувствования и о вещи-в-себе.
Шопенгауэра и Кьеркегора я пропускаю. Один вглядывался в волю, другой в «духовные искания
Наконец, апофеоз – ради чего мыслители прошлого напрягали зрение:
В 20-м веке ЕФИМОВ вгляделся в необъяснимую радость игры, испытываемую всеми людьми, и предложил рассматривать боль и удовольствие как важнейшие формы познания, дарованные нашей воле: боль – физическая или душевная – всегда говорит о сужении нашей свободы, нашего царства я-могу; удовольствие, радость – всегда о расширении границ этого царства.
В 20-м веке ЕФИМОВ вгляделся в необъяснимую радость игры, испытываемую всеми людьми, и предложил рассматривать боль и удовольствие как важнейшие формы познания, дарованные нашей воле: боль – физическая или душевная – всегда говорит о сужении нашей свободы, нашего царства я-могу; удовольствие, радость – всегда о расширении границ этого царства.