Принесла письмо на пляж Дома творчества писателей, где собиралась компания прославленных драматургов того времени: на их спектакли невозможно было достать билеты, их закрывали на худсоветах и опять открывали; к драматургам прилетали на несколько дней знаменитые актрисы, и на верандах читались пьесы, которые «они ни за что не пропустят!» Так вот, на пляже я прочла им строчку из письма Сергея про Алку. Все мрачно промолчали, я бы сказала, были удручены моей выходкой. Один из них, кумир сотен тысяч, потом мягко вычитывал мне: «Ты пойми, здесь же собрались люди с безошибочным чувством реплики. Это совсем не смешно, это пошло, а ты цитируешь с упоением, будь осмотрительней!» Я тут же выразила в ответном письме Довлатову сомнение в качестве «Алки». Какое счастье, что он ко мне не прислушался.

Принесла письмо на пляж Дома творчества писателей, где собиралась компания прославленных драматургов того времени: на их спектакли невозможно было достать билеты, их закрывали на худсоветах и опять открывали; к драматургам прилетали на несколько дней знаменитые актрисы, и на верандах читались пьесы, которые «они ни за что не пропустят!» Так вот, на пляже я прочла им строчку из письма Сергея про Алку. Все мрачно промолчали, я бы сказала, были удручены моей выходкой. Один из них, кумир сотен тысяч, потом мягко вычитывал мне: «Ты пойми, здесь же собрались люди с безошибочным чувством реплики. Это совсем не смешно, это пошло, а ты цитируешь с упоением, будь осмотрительней!» Я тут же выразила в ответном письме Довлатову сомнение в качестве «Алки». Какое счастье, что он ко мне не прислушался.

Хорошо не то, что Довлатов «не прислушался», а плохо, что слышать подобные оценки ему приходилось часто. Учитывая его мнительность и неуверенность в себе, можно представить, с каким постоянным преодолением самого себя он работал. Увы, но подобное снисходительно-брезгливое отношение к Довлатову и его прозе в известной мере сохранилось. Дмитрий Быков в очерке о Катаеве походя называет Довлатова «недалеким человеком». Быков в очередной раз не попал. Довлатов, к сожалению, давно уже далеко от нас, а вот Дмитрий Львович по-прежнему утомительно близок. Если такое говорится сегодня, можно представить, что он слышал тогда. К чему свелось его положение? Уходить в самиздат он не хотел. Писатель тот, кого читают не потому, что тот «подпольный» и «запрещенный». Политическая актуальность преходяща, а настоящий писатель как раз пытается преодолеть текучесть времени. Из интервью Довлатова Джону Глэду:

Мне же всегда в литературе импонировало то, что является непосредственно литературой, то есть некоторое количество текста, который повергает нас либо в печаль, либо вызывает ощущение радости, который вынуждает нас с увлечением себя прочитывать.