25 октября перед королевой в Пале-Рояле предстала депутация вакационной палаты Парижского парламента во главе с ее президентом Новионом, вступившаяся за интересы своих бордосских и эксских коллег. Эта акция не имела никакого успеха, хотя обе стороны ссылались на свою приверженность к Октябрьской декларации. Новион утверждал, что интердикт, наложенный двором в июле на Бордосский парламент, является ее прямым нарушением, но Сегье ответил ему, что сами бордосцы нарушают декларацию, когда требуют смещения губернатора д Эпернона: ведь «в этой декларации есть статья о том, что никого нельзя лишить его должности без проведения соответствующего судебного процесса»[808]. (Откровенная отговорка, не лишенная цинизма: канцлер, конечно, знал, что цитируемая им статья имела в виду не губернаторов, но «оффисье суверенных и других судов».)
В общем, Парижский парламент на этот раз остался в стороне от урегулирования обоих конфликтов, к ущербу для своего престижа в Гиени и Провансе.
Он не принял участия и в столь важном для двора деле восстановления финансовой дисциплины. О том, до какой степени была расшатана налоговая система (особенно в том, что касалось сбора габели, сильно скомпрометированного во время Парижской войны, в частности из-за решительных действий Руанского парламента) обстоятельно говорится в преамбуле королевской «комиссии» на имя главного прево Иль-де-Франса сьера Дюпти-Пюи от 30 мая 1630 г.[809] Здесь подробно описывается широко развернувшаяся деятельность отрядов соляных контрабандистов, пользовавшихся широкой поддержкой населения. Происходят вооруженные сходки до 2 тыс. человек, — «Они бьют в барабаны и громко кричат: "Мы идем за солью!"». В городах, замках и укрепленных домах собраны большие запасы контрабандной соли, она публично продается на рынках. Из-за незаконного ввоза в зону Большой Габели очень многие «на несколько лет запаслись контрабандной солью». Соляные амбары (гренье), как правило, не работают, откуп почти ничего не дает, его служащие не смеют показываться на людях. Больше года прошло после окончания Парижской войны, а «битва за соль» все еще продолжается.
Уже 17 июля 1649 г., еще до возвращения двора в столицу, в провинции были по поручению правительства посланы несколько комиссаров из числа советников Налоговых палат Парижа и Руана с правом суда над контрабандистами. Им были приданы три кавалерийские роты по 100 всадников и одна рота в 50 всадников специально для производства арестов. В вышеупомянутой «комиссии» на имя Дюпти-Пюи дана яркая картина работы этой «показательной юстиции» (justice exemplaire). Адресат должен заменить одного из советников Налоговой палаты в качестве командира кавалерийской роты, вместе с которой он будет совершать рейды в пределах зоны откупа Большой Габели и в 5 лье за ее границами, производить обыски, арестовывать по подозрению в соляной контрабанде всех, независимо от сословной принадлежности (включая духовных лиц), судить их будет специально назначенный комиссар из советников Налоговой палаты. Если захваченную контрабандную соль будет трудно доставить в гренье — ее следует портить и уничтожать. Если нужно будет штурмовать замки или укрепленные строения — применять лестницы, петарды и прочие осадные приспособления, обращаясь для того за содействием к губернаторам или генеральным наместникам, требовать чтобы они привели войска и сами участвовали в осаде и т. д. и т. п.