Был спрос — было и предложение. Много интеллектуалов, которые лишились своих уехавших в Сен-Жермен покровителей, должны были заботиться о пропитании, и массовый спрос на памфлеты давал такую возможность. «Тогда можно было жить своим пером. Одна из характерных черт первой Фронды, — отмечает Г. Каррье, — появление значительного числа памфлетов, не исходивших от какой-либо "партии" или клана, выражавших не мнение какого-либо гранда, но частное мнение их авторов»[804].
Но это «частное мнение» авторы должны были приноравливать ко вкусам читателей. Гарантированный сбыт был обеспечен брошюрам с изобличениями Мазарини, часто выдержанным в грубом, низкопробном стиле, наполненным абсурдными измышлениями, которые создали мазаринадам их нелестную репутацию в глазах потомства. Среди исключений: блестящие сатирические стихи Сирано де Бержерака «Погибший министр», где, помимо обвинений в адрес кардинала (достаточно банальных), дана яркая картина бедствий осажденного Парижа[805].
Другая особенность публицистики Парижской войны — великое множество стихов, от коротких эпиграмм до целых стихотворных хроник, написанных в шуточной («бурлескной») манере. Гражданская война только начиналась, и вступившие в нее парижане не утратили задора и веселья людей, уверенных в скорой победе своего правого дела. Они шутили не только над врагом, но и над собой: над неумелостью городской милиции, над нерешительностью генералов… К концу Фронды стихотворных памфлетов станет гораздо меньше: публицистика будет основательнее, радикальнее, но эта первая веселость окажется утраченной.
Что же касается вклада серьезных мазаринад в развитие политической теории, то последняя во время Парижской войны в целом не выходила за рамки сложившейся парламентской идеологии. Монархический принцип оставался незыблемым, чему способствовала ситуация регентства: парламент воевал не против короля, но против министра. Фактическая свобода печати делала возможным публичное высказывание экстравагантных суждений, но даже в этой обстановке настоящих республиканских памфлетов так и не появилось.
Глава VIII. Потеря лица
Потеря лица
Сен-Жерменский мир был заключен на вполне достойных для парламента условиях. Он получил спокойное, почетное положение авторитетного хранителя законности. Отныне и до самого конца Фронды правительство, несмотря на всю нужду в деньгах, не будет даже пытаться продвигать через парламент, как и через другие верховные палаты, новые фискальные эдикты методом королевских заседаний — было ясно, что из этого ничего не выйдет. Но за почетное спокойствие пришлось заплатить потерей политической инициативы.