Роман вдруг закричал. Это был пронзительный крик, точнее, серия криков, вылетавших пулеметной очередью. Как только Роман оторвал ноги от пола и забрался на диван, Йель понял, в чем дело. Дэбра, по-видимому, тоже, поскольку ворвалась в комнату со шваброй.

– Куда побежала? – сказала она.

И Роман широко замахал рукой в сторону стены, полки, столовой.

– Простите, – сказал он, – но я ненавижу мышей.

Йель понимал его чувства, но такая бурная реакция побуждала его к сдержанности, и он спокойно предложил свою помощь. Когда Дэбра огляделась и стукнула ручкой швабры полку с пластинками, надеясь выгнать мышь, Роман сказал:

– Не знаю, что со мной такое. Я не спал прошлую ночь.

– Дай бедняжке убежать, милая, – сказала Нора Дэбре.

Но затем Роман сказал, что вроде как видел, что мышь забежала за сундук в столовой, и Дэбра воспользовалась предложением Йеля о помощи и попросила его отодвинуть сундук от стены.

Когда он встал с дивана, его пошатывало – похмелье никак не проходило. Ему хотелось быть дома и спать. Ну, просто спать, где-нибудь.

– Засуньте пальцы под рейку, – сказала Дэбра.

Сундук был высоким и тяжеленным, а Йель никак не мог хорошо ухватиться.

Он читал в одном журнале, что похмелье обостряет чувство вины – что ты будешь терзаться угрызениями совести о чем угодно, сделанном накануне. Он надеялся, что это правда, потому что мысль о том, чтобы вернуться на ночь в отель и спать в одном здании с Романом, вызвала у него тошноту. А может, дело было в сундуке. Они с Дэброй оттащили его на фут, сперва один край, потом другой. За ним скопилась масса пыли, но мыши не было, никаких следов. Роман в гостиной успокоился; они с Норой разговаривали вполне нормальными голосами.

– Оставьте так, – сказала Дэбра. – Я почищу пылесосом, – она поправила свой растрепавшийся хвост. – Пожалуй, хорошо, что мы не держим тут картины. Это свинарник.

Йелю нужен был стакан воды. И туалет.

– Ха, – сказал он. – Да уж, пыль им не опасна, но держать картины на два миллиона рядом с мышами…

Рука Дэбры застыла в воздухе.

– Простите?