– Я вернулась в Париж, а Парижа и нет. Не самого города, а просто… не знаю, сумею ли объяснить. Мальчишек не было, наших однокашников, а кто был, те без рук, без ног. Один студент-архитектор вернулся целым, только голоса лишился от горчичного газа, так и остался немым. Все той весной бродили как потерянные. Бывало, встретишь в кафе друга, и даже если вы едва знакомы, подбегаешь к нему и целуешь, и обсуждаешь, кто еще умер. Не знаю, с чем сравнить такое. Кроме как с вами.

Йель потерял логику.

– Сравнить что?

– Да вас! Ваших друзей! Не знаю, что это, если не война!

Роман застыл – Йель видел краем глаза, как пальцы Романа замерли над бумагами – и Йелю захотелось заверить его, что он не мог ничем заразиться от его руки. А может, Роман переживал, что Нора, говоря «вы», имела в виду и его.

– Поэтому я вас, голубчик, и выбрала, – сказала Нора, – и хочу, чтобы все это вам досталось! Как только мне Фиона про вас рассказала, я решилась. Я понимаю, что у вас всем заправляет мистер Линдси, но именно вы проследите, чтобы все было исполнено, как надо.

У Йеля не было таких официальных полномочий, но он кивнул и сказал:

– Конечно.

– Потому что вы поймете: это был город-призрак. С кем-то из тех мальчишек я очень дружила. Я училась с ними бок о бок два года. Я околачивалась с ними, вытворяла всякие глупости, присущие молодости. Я могла бы сказать вам их имена, но вам это ничего не даст. Если бы я вам сказала, что на войне погиб Пикассо, вы бы это поняли. Хоп – и вот вам «Герника». Но я вам скажу, что Жак Вайсс убит в битве на Сомме, и вы даже не поймете, что потеряли. Это… знаете что – это подготовило меня к старости. Мои друзья умирают один за другим, многих уже нет, но я через это уже проходила.

Йелю как-то не приходило в голову, что у Норы еще оставались друзья. Он почему-то всегда считал, что друзья – это те, кого ты встретил в молодости и с кем всегда идешь бок о бок. Может, поэтому одиночество было ему так невыносимо. Он не мог представить, как пойдет и найдет себе новую компанию. У него в голове не укладывалось, что Нора после всего этого прожила еще семьдесят лет и столько всего повидала без своих первых друзей, своих сородичей.

– Всякий раз, – сказала Нора, – как я с тех пор бывала в галереях, я думала о том, каких картин там не хватает. Моих картин-невидимок – понимаете? – которых не видит никто, кроме тебя. Но кругом столько счастливой молодежи, и ты понимаешь, что – нет, они не чувствуют себя обделенными. Они не видят этих зияющих пустот.

Йелю хотелось, чтобы Романа здесь не было, и они с Норой могли бы вместе оплакать свои утраты. Она смотрела на него влажными глазами, удерживая его взгляд, словно выжимала его.