Он мало думал о вещах, оставленных у Чарли. Он уже несколько дней носил свитера Аллена Шарпа и мягчайший банный халат Аллена Шарпа, и на данный момент у него была вся музыка, и мебель, и блюда, которые он мог пожелать. Но оттого, что Эшер вызвался помочь ему, а не Чарли, Йелю стало тепло в холодной воде. Когда Эшер ушел, он погрузился на дно бассейна и посмотрел вверх, на полоски голубого света.

В среду Фиона позвонила Йелю на работу и сказала, что пора забирать Роско. Йель не стал спрашивать насчет денег, и Фиона тоже ничего не сказала об этом; он заплатил триста шестьдесят долларов. Он принес Роско домой в картонной переноске, которую ему дали в лечебнице.

Йель не стал рассказывать Джулиану, как все было – он не хотел его расстраивать, а также боялся проговориться о своем тестировании – так что, когда Йель открыл коробку и Роско осторожно выбрался наружу, Джулиан, сидевший на диване, дико уставился на кота.

– Помнишь этого парня? – сказал Йель.

Замешательство Джулиана длилось не больше секунды – и вот он уже был на полу, тиская Роско, словно малыш, нашедший свою давно потерянную любимую игрушку.

– Откуда он взялся? – спросил Джулиан и, к счастью, не стал дожидаться ответа Йеля. – Эй, дружок, ты теперь живешь в пентхаусе! Он тут останется? Ему можно?

– Если у него нет никаких других социальных обязательств.

Глядя на то, как Джулиан держит кота, Йель заволновался, что Джулиан также решит здесь остаться. Но у того уже был заказан билет, и с каждым днем ему все больше не терпелось улететь. Йель снова вышел на улицу и купил Роско лоток и немного корма, а также миску и кошачью лежанку. На выходе из магазина он вернулся и купил ему игрушку – сиреневый мячик с пером.

В четверг приехал эксперт по Фудзите, прилетел из Парижа, встретиться с Биллом. Йелю хотелось подслушивать под дверью. Ему хотелось провести остаток жизни, выстраивая Париж Норы из сахарных кубиков, складывая их один за другим. Он хотел билет в один конец в Париж 1920-х. Ему вспоминались слова Норы о путешествиях во времени. Что за кошмар – двигаться только вперед, в пугающее будущее, все дальше и дальше от всего, что делало тебя счастливым. Только, возможно, она имела в виду другое. Может, она имела в виду, что чем старше ты становишься, тем больше в твоем распоряжении десятилетий, по которым ты можешь перемещаться с закрытыми глазами. Он не мог себе представить, что когда-нибудь ему захочется снова попасть в этот год. Что ж, через одиннадцать дней он узнает свои результаты. И тогда, возможно, его одолеет ностальгия по жизни в этом чистилище, когда он мог подолгу сидеть за столом, цепляясь за соломинку надежды.