Светлый фон

Ричард лежал притихший уже так долго, что Фиона подумала, не заснул ли он. Но он вытянул руки над головой и сказал:

– Серж, ну хватит.

– Я отсюда сваливаю, – Серж схватил свой шлем со стойки. – Олланд может поиметь свой комендантский час.

Фиона ожидала, что Ричард его остановит, ожидала, что Серж сам остынет, но Серж был уже за дверью. Телефон Ричарда снова зазвонил, но он не стал отвечать.

– Я не хотела задеть его, – сказала Фиона. – Я не наивная, ты же знаешь.

– Все всегда сводится к этому, – сказал он, – к ожиданию, что мир взорвется, не так ли? Любое затишье всегда лишь на время.

1986

1986

1986

У Романа на левом плече был след после прививки от оспы: неровный кружочек из тысячи крохотных точек. Йель мог дотронуться до него пальцем. Или языком.

 

Роман приходил к нему пьяным. Ему, похоже, требовался алкоголь, чтобы сбросить груз двадцати семи лет мормонизма. Роман обычно звонил Йелю в субботу, в восемь вечера, и говорил, что «скоро» будет, но появлялся не раньше полуночи. И все это время Йель слушал громкую музыку и тоже постепенно напивался. Потому что боялся отлучиться и пропустить приход Романа, хотя его угнетало сидеть на диване и ждать, пересматривая сериалы.

 

У Романа стояли серебряные пломбы в задних зубах, а когда он кончал, ему требовалось высморкаться.

Роман сваливался на него как снег на голову пару раз в месяц и оставался до четырех утра, стараясь уйти раньше, чем проснется город. Каждый раз, надевая туфли, он говорил: «Не знаю, что я делаю». И Йель думал, но не говорил этого, что они оба словно бредут через лес. Только Роман думал, что Йель знает, где выход.

 

Роману нравилось делать это лежа на боку, прижавшись грудью к спине Йеля. Он заливал их обоих потом. Он стонал, содрогаясь, в волосы Йеля. Первые несколько раз он действовал слишком быстро, слишком спазматично. Потом он научился расслабляться, замедляться и начал, похоже, действительно получать удовольствие, а не нестись, словно обгоняя стыд. Теперь он даже мог задержаться у Йеля и поговорить о чем-то.

 

– Без обид, – сказал Роман, – и это… то есть это хорошо, но конец у тебя как ебучая перцемолка. То есть я никогда не видел… в смысле я как-то не…

хорошо