Он мог бы поговорить с ним об игре «Кабсов», но вместо этого сказал:

– Я собираюсь на парад.

Теперь, когда отцовский голос закрадывался ему в правое ухо, он почувствовал, что, пойдя на игру, он бы запятнал себя отцовским одобрением, так что он решил идти на парад.

– Какой еще парад?

– Настоящий гей-парад, пап. Большой гей-парад.

Повисшая тишина сочилась сарказмом.

«Послушай себя, – говорила тишина. – Не слышишь, как это нелепо звучит?»

– Так что я как бы должен бежать, – сказал Йель.

Он думал, что отец повесит трубку, как он того хотел, но отец сказал:

– Слушай, ты следишь за новостями об этой болезни?

Йель непроизвольно подошел с трубкой к окну, чтобы обменяться скептическим взглядом со своим отражением.

– Нет, пап, не слежу. Что еще за болезнь такая?

– Это… ты со мной иронизируешь? Никогда не понимаю, шутишь ты или нет.

– Знаешь, парад начинается. Мне правда надо идти.

– Ну, ладно тогда.

Когда он подошел на Кларк-стрит, там было полно народа, и первые несколько платформ уже проехали. Он пробирался за спинами людей, высматривая знакомые лица. На Веллингтон-авеню он огляделся в поисках Росса с друзьями на пожарной лестнице, но не слишком старательно. Через два квартала он заметил Катсу Татами на другой стороне улицы и перебежал вместе с несколькими людьми после платформы «Анхойзер-Буш». Он не знал ребят, с которыми стоял Катсу, но всегда был рад обнять его, перекинуться приветствием. Катсу прокричал на ухо Йелю:

– Пока все хорошо! Хочешь моей газировки?

Он сунул Йелю стаканчик из «Макдоналдса», и ему в голову полезли мысли о бактериях, но он отогнал их усилием воли. Он глотнул, но ему совсем не понравилось: теплая вода без газа.