РазноеРабынястр 232
Светлый фон
То, о чем я сейчас пишу, – не отступление, а необходимая прелюдия к тому, что произошло после. После того, как я с позором покинул дом моего брата, после того, как оставил почтенную службу и стал предметом насмешек и презрения, после того, как мистер Раст нашел меня босым и больным возле таверны, после того, как я лечил беглянку Джозефину.

Но прежде… До этого…

Но прежде… До этого…

Прежде я работал бок о бок с хорошим и добрым человеком, доктором Джоном Коггинсом.

Прежде я работал бок о бок с хорошим и добрым человеком, доктором Джоном Коггинсом.

Доктор Коггинс был моим наставником в медицинском колледже в Филадельфии. Он обучал нас анатомии, свойствам лекарственных трав и анатомической топографии, своей специальности. У него были седые волосы и бакенбарды, острые зеленые глаза и сморщенное, как у черепахи, лицо. Хотя ростом он был невысок, его низкий, серьезный голос и само его присутствие создавали впечатление, будто он гораздо больше, чем его физическое тело. В моих воспоминаниях он всегда возвышается надо мной и смотрит сверху вниз, как будто с огромной высоты.

Доктор Коггинс был моим наставником в медицинском колледже в Филадельфии. Он обучал нас анатомии, свойствам лекарственных трав и анатомической топографии, своей специальности. У него были седые волосы и бакенбарды, острые зеленые глаза и сморщенное, как у черепахи, лицо. Хотя ростом он был невысок, его низкий, серьезный голос и само его присутствие создавали впечатление, будто он гораздо больше, чем его физическое тело. В моих воспоминаниях он всегда возвышается надо мной и смотрит сверху вниз, как будто с огромной высоты.

Я смотрел на него так, как, вероятно, юноша смотрит на отца. Не думаю, что и он относился ко мне как к родному, но, несомненно, проникся ко мне симпатией. Студентом, я часто гулял с ним по выходным вдоль берегов Делавера и улиц городка Порт-Ричмонд. Мы собирали травы и цветы, а потом укладывали их между толстыми серыми листами бумаги, перевязанными бечевкой. Это растение, говорил он мне, служит для лечения селезенки, если смешать его с корнем маранты, а кора этого дерева помогает облегчить боль роженицы. Я запомнил все его уроки.

Я смотрел на него так, как, вероятно, юноша смотрит на отца. Не думаю, что и он относился ко мне как к родному, но, несомненно, проникся ко мне симпатией. Студентом, я часто гулял с ним по выходным вдоль берегов Делавера и улиц городка Порт-Ричмонд. Мы собирали травы и цветы, а потом укладывали их между толстыми серыми листами бумаги, перевязанными бечевкой. Это растение, говорил он мне, служит для лечения селезенки, если смешать его с корнем маранты, а кора этого дерева помогает облегчить боль роженицы. Я запомнил все его уроки.