РазноеРабынястр 260
Светлый фон
Потрясенный, я отвернулся от ее пристального взгляда. Я быстро закончил осмотр. Наложил на ее рану повязку – свежую марлю, белую и тонкую, как кучевые облака, и уехал в город, пустив свою лошадь в галоп, так что она пришла вся взмыленная, и сам я, когда мы наконец прибыли, дышал учащенно и тяжело.

На следующий день, ясный и безоблачный, я снова отправился осматривать Джозефину.

На следующий день, ясный и безоблачный, я снова отправился осматривать Джозефину.

– Я не могла дождаться, когда Господь освободит нас, – сказала она мне. Она начала говорить, когда я положил руку ей на лицо, чтобы снять повязку. Марля легко отделилась, и я потрогал пальцем пурпурное веко. – Другие верили, что рабство – это Божья воля, – сказала она, – и только божественное вмешательство или безошибочный знак искупления поможет им вырваться.

– Я не могла дождаться, когда Господь освободит нас, – сказала она мне. Она начала говорить, когда я положил руку ей на лицо, чтобы снять повязку. Марля легко отделилась, и я потрогал пальцем пурпурное веко. – Другие верили, что рабство – это Божья воля, – сказала она, – и только божественное вмешательство или безошибочный знак искупления поможет им вырваться.

Сама она думала по-другому, так она мне сказала, и эти слова, произнесенные резко и отчетливо, вызвали хрип в ее груди и кашель. Я оставил в покое глаз, который, похоже, заживал, но меня встревожил этот кашель, так как по округу гуляла чахотка. Приступ длился тридцать секунд, возможно, сорок пять, но не более минуты, и Джозефина выпростала руку из-под одеяла, чтобы вытереть мокрый рот. Когда она положила руку на покрывало, я не увидел крови, и это немного успокоило меня.

Сама она думала по-другому, так она мне сказала, и эти слова, произнесенные резко и отчетливо, вызвали хрип в ее груди и кашель. Я оставил в покое глаз, который, похоже, заживал, но меня встревожил этот кашель, так как по округу гуляла чахотка. Приступ длился тридцать секунд, возможно, сорок пять, но не более минуты, и Джозефина выпростала руку из-под одеяла, чтобы вытереть мокрый рот. Когда она положила руку на покрывало, я не увидел крови, и это немного успокоило меня.

– Не отсылай меня обратно, – прошептала она мне. Здоровый глаз снова уставился на меня, сверкая зеленовато-голубыми прожилками. В сарае было душно, и у меня на лбу выступил пот. Снаружи слышался свист лугового жаворонка.

– Не отсылай меня обратно, – прошептала она мне. Здоровый глаз снова уставился на меня, сверкая зеленовато-голубыми прожилками. В сарае было душно, и у меня на лбу выступил пот. Снаружи слышался свист лугового жаворонка.