Я распряг лошадь перед пансионом и, перепрыгивая через две ступеньки, поднялся в свою комнату, где пахло виски, дымом и солнцем. Я достал из саквояжа пузырек с йодом и немного ваты и не сразу опустил крышку, любуясь на закупоренные бутылки и блестящие стальные инструменты. Неужели это действительно такое чудо, как я когда-то думал, – все эти лекарства, помогающие больным и умирающим? По крайней мере половина из них была не вскрыта, не опробована, и содержимое сумки – так тщательно собранное, так ревностно хранимое – внезапно показалось мне бесполезным, как коллекция блестящих игрушек.

Я оставил сумку, прихватив с собой только йод, вату и толстую пачку банкнот, которую достал из-под расшатанной доски на полу, – все мои заработки за время, проведенное с мистером Растом.

Около полудня я вернулся на ферму мистера Раста. Я знал, что в это время он будет сидеть в трактире и пить свою полуденную дозу в одиночестве или с парой приятелей, с которыми я часто видел его, – они жевали табак, сплевывали и говорили о деньгах.

Конечно же, лошади мистера Раста у дома не было, вокруг царила тишина. Я решительно направился к хижине с бутылкой йода в руке и вставил ключ в висячий замок. Дверь со скрипом отворилась, Бо проснулся, а Джозефина спала. Бо полусидел на своей койке, опершись голым торсом на локти, и смотрел на меня без всякой надежды. Длинный тонкий шрам пересекал его грудь и живот, вздыбленная полоса кожи грязно-розового цвета, еще не полностью зажившая. Он снова лег, подняв глаза к потолку, и я прошел мимо него к койке Джозефины. Я коснулся ее плеча, здоровый глаз тут же распахнулся, она вздрогнула и подняла руку, чтобы прикрыть лицо.