Когда я стал работать на мистера Раста, мои дни превратились в рутину: работа заканчивалась к полудню, а вечера оставались свободными для трактира. Это было Чистилище, на которое я был обречен, оно казалось мне Божьим промыслом. Возмездием за то, что я сделал.

Так продолжалось месяц за месяцем, темные лица и потрескавшиеся, кровоточащие ноги моих пациентов сливались воедино точно так же, как мои дни и ночи сливались в одни бесконечные слепые сумерки.

Так продолжалось до того самого утра, когда я увидел Джозефину.

На следующий день после того, как я впервые осмотрел Джозефину в сарае, я поехал на ферму мистера Раста, чтобы еще раз проверить состояние ее ран. Я часто оказывал дополнительную помощь в таких случаях, как у нее, когда раны были тяжелыми или неприглядными и, если они не заживали должным образом, могли повлиять на цену при перепродаже.

Я выпустил свою лошадь на лужайку и пошел по высокой траве к деревянному сараю, который Раст возвел на своем участке, чтобы укрывать рабов, прежде чем их продадут. У него был заброшенный старый фермерский дом с покатой крышей и сереющей черепицей, земля заросла высокой травой и сорняками. Когда-то здесь, кажется, держали скотину и лошадей – дом все еще стоит, двери провисли на петлях. Рядом Раст построил сарай, просто тонкостенный ящик с трещинами в древесине и крышей из просмоленной бумаги, которая под проливным дождем протекала на запертых внутри. Там стояли шесть низких коек, по три у каждой стены, и стол с двумя придвинутыми к нему трехногими табуретами. Окон не было, а дверь была заперта на большой висячий замок.