Светлый фон
Я придержал лошадь и полуобернулся в седле, чтобы сообщить Джозефине о своем намерении. Она кивнула в знак согласия и улыбнулась. В первый раз я увидел ее улыбку – Джозефина лишь слегка приподняла уголки губ, но будто солнце засияло на ее лице, и я почувствовал, как ее тело расслабилось на лошади, словно она только тогда приняла мою помощь, словно это была не необходимость, а ее собственный выбор – ехать со мной на север, в Филадельфию.

В течение десяти дней мы ехали по малолюдным пыльным дорогам, мимо бесплодных, брошенных ферм, вдоль потрескавшегося русла высохшего ручья, через странный маленький городок, по направлению к Филадельфии. Стояла не по сезону теплая погода, что было для нас одновременно и проклятием, и благословением. Мы ночевали в стороне от дороги, освещая костром лишь небольшой участок, в теплые ночи больше ничего не требовалось. Но скакать днем было тяжело, солнце палило безжалостно, а Джозефина была без шляпы. Я соорудил для нее головной убор из куска вощеного брезента и какой-то веревки, и ей стало легче. Однажды, уже на третий день нашего путешествия, небо внезапно почернело, и хлынул дождь. Мы скакали сквозь него, благодарные за прохладу, поднимали головы и открывали рты, чтобы вода скатывалась по горлу.

В течение десяти дней мы ехали по малолюдным пыльным дорогам, мимо бесплодных, брошенных ферм, вдоль потрескавшегося русла высохшего ручья, через странный маленький городок, по направлению к Филадельфии. Стояла не по сезону теплая погода, что было для нас одновременно и проклятием, и благословением. Мы ночевали в стороне от дороги, освещая костром лишь небольшой участок, в теплые ночи больше ничего не требовалось. Но скакать днем было тяжело, солнце палило безжалостно, а Джозефина была без шляпы. Я соорудил для нее головной убор из куска вощеного брезента и какой-то веревки, и ей стало легче. Однажды, уже на третий день нашего путешествия, небо внезапно почернело, и хлынул дождь. Мы скакали сквозь него, благодарные за прохладу, поднимали головы и открывали рты, чтобы вода скатывалась по горлу.

Мысль о мистере Расте постоянно преследовала меня. Возможно, я был чрезмерно осторожен, на грани паранойи, выбирая такой окольный путь, не ища приличного жилья. Но однажды я видел, как он выслеживал беглеца, мальчика лет тринадцати или четырнадцати. Мистер Раст был неумолим в своих поисках, не жалел ни времени, ни средств, чтобы вернуть несчастного мальчика. Я не мог предсказать, что он сделает, чтобы поймать нас, но мне казалось, что мое участие только еще больше укрепит его решимость вернуть Джозефину.