Революция в Праге имела много общего с революцией в Вене. Здесь, так же как и в Вене, было сильно влияние левых — рабочих и мелкой буржуазии, что и определило дальнейший ход событий. По своему составу буржуазия Чехии и Моравии отличалась от буржуазии остальной монархии: крупная буржуазия здесь была почти вся австрийской. Мелкие буржуа, а также рабочие были главным образом чешского происхождения. Поэтому с первых же дней развитие революционных событий определялось здесь как социальными, так и национальными мотивами. Первая же декларация, составленная 11 марта чешским национальным обществом «Рипиль», требовала не только единого чешского парламента для земель «чешской короны», создания чешской национальной гвардии, признания равноправия чешского и немецкого языков, свободы печати и свободы преподавания, но также в отличие от венской программы содержала два требования социального характера: отмены барщины и всех повинностей для крестьян и «организации работ и справедливой оплаты труда». «Святовлацевский комитет» — национальный комитет, возникший в мартовские дни, объединявший не только чехов, но и все население, говорящее на немецком языке, послал свою декларацию в Вену, но получил от венского правительства уклончивый ответ. 29 марта снова состоялись демонстрации рабочих, студентов и мелкой буржуазии, требовавших ясного ответа. Наконец правительство пошло на частичные уступки. Было разрешено создание центрального министерства для чешского королевства, чешский язык признавался равноправным немецкому, и вводилось всеобщее обучение, Вопрос об автономии должен был быть разрешен будущим законодательным собранием. В начале апреля был основан Национальный комитет, в котором из 140 мест 70 принадлежали представителям городской интеллигенции, главным образом чешской, 20 — представителям духовенства и дворянства и 50 мест были отданы представителям немецкой и чешской буржуазии.

От марта к маю

Первое сражение абсолютизмом было проиграно, власть во всей монархии находилась теперь в руках народа. Но народ не всегда имел ясное представление, как нужно воспользоваться этой властью.

Когда первое радостное возбуждение прошло, выяснилось, что в правительстве все еще сидят прежние люди — напуганные, дрожащие, но все же занимающие еще министерские посты. Канцлером вместо Меттерниха стал Коловрат, который назначением на этот пост был обязан своей репутации противника Меттерниха. Но уже через несколько дней выяснилось, что он отличался от Меттерниха скорее полным отсутствием каких-либо способностей и исключительной бездеятельностью, чем политическими убеждениями. О том, как неуверенно Коловрат себя чувствовал, свидетельствует, например, такой факт, что при вступлении в новую должность он послал спросить студентов, как они к этому отнесутся. Их ответ указывает между прочим также и на то, как мало значения они придавали важнейшему из всех политических вопросов — вопросу о правительстве. Они велели передать Коловрату, что он может остаться, а может и уйти — им это безразлично.