Но вот что любопытно: завоевав большую часть западных провинций Византии, германцы вовсе не собирались разрушать Империю и не спешили создавать собственные национальные государства. Правильнее сказать, они просто не мыслили себе политическую жизнь в иных формах, кроме имперской. Вечная, никогда не исчезавшая Римская империя являлась для всех без исключения современников, в том числе германцев, непосредственным творением Бога – бессмертным, вечным и беспрецедентным по своей природе. К слову сказать, у германцев были распространены собственные толкования на известное пророчество Даниила, из которого они выводили вечность Римской империи и города Рима. И их могущественные вожди считали великой честью признать свое подданство у Римского императора, хотя бы тот и располагался в далеком от них Константинополе[798].

В 450 г. бургунды создали свое королевство между Женевой, ШалономнаСоне и Авиньоном. Но их король Рицимер (405—472), фактически ставший владыкой западной части Священной Римской империи, усердно добивался (и добился) от Константинополя звания magister militum. Он набрал советников из числа романизированных галлов и покровительствовал классической культуре[799].

Правда, лангобарды, вторгнувшиеся в Италии после уничтожения римлянами остготов, создали независимое от Византии Лангобардское королевство. Однако и здесь все обстояло неоднозначно: лангобарды разрывались между желанием сохранить заявленный ими суверенитет и мощнейшим цивилизационным притяжением Византийской империи. Более того, в отдельные минуты лангобарды заявляли претензии на то, чтобы стать титульной нацией Римской империи (!). Разумеется, у них и в мыслях не было уничтожать ее. Впрочем, существовало Лангобардское государство совсем немного – всего два века, а затем было развеяно ветром истории, дувшим со стороны франков.

Это историческое племя впоследствии дало жизнь основным политическим союзам Западной Европы. Но в начале своего славного пути франки, имея собственную королевскую династию и зная порядок престолонаследия от отца к сыну, не отличались политической самостоятельностью. Они совершенно не стремились к обособлению от Византии и созданию собственного национального государства. Впрочем, и признавать себя «византийцами» франки также не желали: ни при каких обстоятельствах гордые германцы не позволили бы Константинополю вторгаться в свои внутренние дела. Тем более отказываться от приобретенных вследствие завоевания в Италии у лангобардов земель – понятно, что о потерянной столетиями раньше Галлии речь уже просто не шла.