Важно отметить, что мемуарный «Рассказ» Зубкова создавался в целях самореабилитации: автор неоднократно заявляет о своей невиновности, уделяет внимание опровержению «слухов» и подозрений о его формальной принадлежности к тайному обществу[668]. И в показаниях, и в «Рассказе» он стремится представить себя исключительно другом и сослуживцем арестованных, оставшимся при этом вне конспиративных связей. Между тем, в показаниях Зубкова и в «Рассказе» обнаруживается немало оговорок и указаний, заставляющих сомневаться в правдивости избранной им на следствии основной линии защиты. 1) Обращает на себя внимание интерес Зубкова к политическим вопросам, отвергаемый в показаниях, но вытекающий из их существа. Этот интерес влек за собой занятия политэкономией, юриспруденцией, историей, статистикой, обостренное внимание к современным политическим проблемам. Отсюда с неизбежностью вытекает наличие «политических разговоров» с известными членами тайных обществ, составлявшими близкое окружение Зубкова. Следовательно, отрицание Зубковым разговоров политического характера с арестованными не находит подтверждения в его же собственных показаниях, вступает с ними в противоречие. 2) Не менее существенны постоянные встречи Зубкова с участниками тайных обществ, тесное дружеское общение с ними на протяжении многих лет, фиксируемое в его показаниях. Из этого явствует откровенный, доверительный характер их взаимоотношений, что на фоне близости политических взглядов создает почву для вовлечения в ряды тайного общества. 3) Еще более важными являются черты и характеристики поведения Зубкова в период следствия, говорящие о колебаниях в правильности выбранной линии защиты, скрытых от следствия фактах и обстоятельствах, о которых можно судить, опираясь на замеченное выше противоречие в показаниях Зубкова.

К числу этих черт и характеристик нужно отнести: а) противоречия в показаниях, колебания в занятой позиции полного отрицания; б) беспокойство перед очной ставкой с основным свидетелем; в) добровольное объявление следствию, почему заговорщики считали его «своим»; г) промелькнувшую мысль о более серьезном «признании» [669]; д) страх перед новыми обвинениями; е) опасение серьезного наказания, которое не соответствовало открытой в показаниях и выявленной следствием информации; ж) неуверенность в полном официальном оправдании; з) убежденность в новом аресте (уже после состоявшегося освобождения).

Ожидание серьезных и конкретных обвинений со стороны следствия и свидетелей, которое обнаруживается при анализе мемуарного «Рассказа» Зубкова, говорит о многом. И, прежде всего, о наличии предмета умолчания, скрытого от официального расследования. Почти с полной уверенностью можно утверждать: в ходе следствия Зубков сомневался в том, что избранная им линия защиты принесет оправдание, что она выдержит новые обвинения. Если Зубков был уверен в своей полной непричастности к тайным обществам, в полноте и откровенности своих показаний, то почему он опасался новых обвинительных данных и нового ареста, почему боялся грозящего ему серьезного наказания (не за «запирательство» ли?)? Ответить на этот вопрос можно дать, только предположив, что часть информации о контактах Зубкова с декабристским обществом была им скрыта в показаниях и в оправдательном мемуарном «Рассказе».