Следствие фактически проигнорировало показание, свидетельствующее о принадлежности Матюшкина к тайному союзу, не проявило внимания к явному сокрытию подлинных фактов в показаниях Муравьева-Апостола и Бестужева-Рюмина, не провело очных ставок в связи с полученными противоречивыми показаниями. Вся эта ситуация напоминает особенности расследования в отношении участников тайных обществ, получивших оправдательный вердикт следствия. Но, в отличие от лиц, оправданных на процессе, показание о членстве Матюшкина в тайном обществе привлекло значительно меньше внимания следователей: он не был арестован, не привлекался к допросам, скоротечное расследование носило заочный характер и ограничилось повторными запросами Бестужеву-Рюмину и Муравьеву-Апостолу. На Матюшкина не было заведено и отдельного персонального следственного дела.

При анализе следственных показаний о Матюшкине нельзя не заметить, что кратковременное и быстротечное расследование его причастности к тайному обществу носит явно незаконченный характер. Вместе с тем на их основании можно категорически утверждать, что вопрос о причастности Матюшкина к тайному обществу возник на следствии в результате показания одной из наиболее крупных и влиятельных фигур декабристской конспирации, Бестужева-Рюмина, возник не случайно, не в силу «подозрения» или ошибочного показания, сделанного неосведомленным лицом. Исходя из этого, следует признать, что отнесение Матюшкина к числу участников тайного общества декабристов имеет под собой вполне конкретное и достаточно серьезное основание.

Наличие точно установленных на протяжении 1824 г. связей Матюшкина с Пущиным и Рылеевым прямо указывает на вполне определенный путь, который привел Матюшкина в тайное общество. Информация о состоявшемся приеме Матюшкина, отраженная в первом показании Бестужева-Рюмина, а затем смягченная различными серьезными оговорками во втором его показании, поступила к нему по прямому каналу – от Рылеева через Матвея Муравьева-Апостола.

Между тем, имеются и другие основания для отнесения Матюшкина к числу лиц, причастных к декабристским обществам. Так, в письме Ф. П. Врангеля к Ф. П. Литке сообщается о том, что в августе 1826 г., получив в Петропавловске первые известия о событиях 14 декабря, Матюшкин, вообразив, что «…его сообщники в Петербурге овладели всем правлением, затеял было в Камчатке дурные дела», возбуждая неудовольствие в команде[1068].

Это документальное свидетельство может вызвать определенный скепсис. В самом деле, насколько целесообразно было инициировать возмущение среди участников кругосветной экспедиции? По-видимому, Матюшкин, как и другие участники плавания, получил известия не столько о мятеже 14 декабря, сколько о его разгроме и первых арестах активных участников и организаторов. Непредвзятый анализ свидетельства подводит исследователя к мысли о том, что Матюшкин мог выражать в этой связи сожаление о гибели своих друзей и товарищей по тайному обществу в разговорах с подчиненными ему младшими офицерами. Вероятно, имел место обмен мнениями о возможности победы «бунтовщиков», об их планах ввести в России представительное правление. Все это, разумеется, могло быть расценено непосредственным начальством как «дурные дела».