В этом контексте характерным видится самоопределение лиц, которые решили объединиться против «весьма пагубного соединения»: это, по словам Мансурова, «благонамеренные люди». Очевидно, оно близко терминологии Устава Союза благоденствия («благомыслящие»). Нельзя исключить предположения о том, что Мансуров прямо основывался на содержании Устава Союза. Но это лишь предположение, которое не может заменить прямого указания на организационные или программные основы общества, в которое приглашался Н. Бобрищев-Пушкин. По словам Бобрищева-Пушкина: «Общество это… не должно быть масонское, ибо в таком случае сказал бы он просто: „хочешь ли вступить в масонскую ложу?“, что обыкновенно говорят, как я слыхал, ибо масоны действия свои сокрывали, а имени – никогда»[1074].
С другой стороны, Мансуров, говоря о цели своего общества, определил ее как противодействие уже образовавшемуся «пагубному» объединению. Но возникает вопрос – говоря о том, что существует «некоторое соединение, весьма пагубное, которое имеет даже влияние на политические дела государства», не подразумевал ли он именно тайный союз «либералистов»? Не является ли в таком случае то общество, о котором говорил Мансуров, своеобразной реакцией на создание Союза благоденствия? Ответ на эти вопросы может дать содержание разговоров между ним и Бобрищевым-Пушкиным.
Описывая характер своих бесед с Мансуровым, Бобрищев-Пушкин показал: «Видаясь, нередко говорили мы с ним о возрастающем просвещении в России, о перемене многих мнений, наконец, о возрастающем неверии, которое вследствие ложного направления, данного умам философами XVIII столетия, заразило умы… отклонило от
Перед нами сложное переплетение консервативной по своему характеру реакции на учения «философов» XVIII в. и убежденности в необходимости «истинного просвещения», не поддающееся однозначной интерпретации. С одной стороны, очевидно положительное отношение к просвещению, к новым идейным понятиям, с другой – свойственное консерватизму неприятие идеологии просветителей XVIII в. Вероятнее всего, взгляды Мансурова нужно отнести к умеренно либеральным, поскольку в них отчетливо различимо признание достижений нового времени, но при этом заметно и дистанцирование от политических и нравственно-этических систем просветителей и особенно – от политических теорий их радикальных истолкователей.
Исследователь вправе сделать вывод об умеренном либеральном идеале круга молодых людей, которых представлял Мансуров, – идеале, опирающемся на признание пользы «истинного просвещения». К сожалению, трудно в полной мере идентифицировать взгляды Мансурова, отраженные в его разговорах с Бобрищевым-Пушкиным: представлял ли он умеренные круги «либералистов» или просвещенных консерваторов, признающих просветительские идеи. От ответа на этот вопрос в значительной мере зависит разрешение проблемы: в какое именно конспиративное общество приглашал Мансуров своего собеседника. Пока же можно с большой долей уверенности предположить, что речь шла о приглашении вступить в Союз благоденствия. Об этом свидетельствуют как изложенные наблюдения, так и конкретные факты биографии Мансурова, некоторые дополнительные обстоятельства.