— На машину, как я понимаю, документ какой-то должен быть.

— Документа нет. Трофейная. Мы же ездим, и хоть бы что.

— Не зна-аю. — Жичин пожал плечами. — Надо, наверное, с послом посоветоваться. Может быть, вы знаете, Маргарита Владимировна?

Маргарита Владимировна тоже не знала, но порекомендовала быть осторожнее. Одно дело партизанский отряд и другое — официальное представительство.

Время было позднее, и Жичин пригласил их к себе в отель ужинать. Чернов отказался, ему предстояла дальняя дорога. Обещал через день появиться вновь.

— А я, пожалуй, поужинала бы, — сказала Маргарита Владимировна. — Давно вкусно не ела.

6

Комлев и Жичин встретили союзных генералов у подъезда.

— Чем же все-таки мы обязаны такой чести? — спросил американец Баркер, едва успев поздороваться. Два дня назад этот вопрос задавался Жичину в Версале, когда он вручал приглашения. Теперь отвечать должен Комлев, старший по чину.

— Посла интересует проблема военнопленных, — сказал он. — Нас он выспрашивал долго и дотошно, но мы, к сожалению, всего лишь дилетанты. Возможно, профессор захотел послушать мнения более компетентных лиц.

— Какой профессор?

— Ох, извините, пожалуйста, я не сказал вам, что посол и профессор это одно лицо. Перед тем как уйти на дипломатическую службу, он работал в институте, читал лекции студентам.

Посол-профессор поначалу дал волю своей молодой жене. Яркая, элегантная, она с женской непосредственностью посочувствовала нелегкой судьбе генералов. Как ни интересно общество своих коллег, а вдали от семьи, от дома, наверное, и тоскливо и неуютно. Зато, конечно, и утешение есть: весь мир смотрит ныне на военных. Не кто-либо, а они решают сейчас, как будет планета жить дальше.

Лидия Александровна выспросила их о женах, о детях, поинтересовалась именами, возрастом, а узнав, что у того и у другого по куче ребятишек, выказала искреннюю радость. Давно, видимо, генералов никто так участливо не расспрашивал о семейных делах, оба даже слегка смутились.

Жичин невольно сравнивал первую даму посольства с Маргаритой Владимировной и не знал, кому отдать предпочтение — обе были хороши. Лидия Александровна выглядела поэффектнее, посмелее, но уступала, пожалуй, в тонком чутье собеседников, в женской предупредительности. Сказывалось и воспитание, и высокое положение.

За столом бразды правления взял в свои руки посол. Поручив Комлеву разливать вино, он в нескольких словах изобразил обстановку на фронтах, говорящую о близкой победе, отдал дань ее вершителям: здравому смыслу и проницательности Рузвельта, неиссякаемой энергии Черчилля, целеустремленности де Голля. Среди вершителей посол не упомянул Сталина. Жичин сперва недоумевал, а потом понял, что так, пожалуй, и надо: негоже хвастаться своими доблестями, когда о них знает весь мир, пусть говорят другие.