Я долго молчал, выслушав эту историю, и молчание мое, я видел, разжигало любопытство Кати. Не вытерпев, она сказала, что мне, видно, и первое ее имя не по душе. Я ответил, что дело не в том, по душе имя или не по душе, важно, чтобы оно подходило человеку.

— Имя похоже на платье, — добавил я. — К лицу оно или не к лицу. Вам, по-моему, не подходит ни Катя, ни Светлана.

— А какое подходит? — Она оживилась.

— Это и есть самое трудное. Смотрю на вас весь вечер и думаю, примеряю… Сейчас я назвал бы вас Ириной, а в детстве… В детстве вы могли быть и Катюшей и Светланой. Про себя я буду звать вас Ириной, ладно?

— Можете даже не только про себя, — ответила она, глядя на меня оторопевшими глазами. — Все это очень странно… Сама я тоже зову себя Ириной. Даже маму однажды просила, а она не решилась, сказала, что хватит с меня двух имен.

— Может быть, и хватит, только ведь оба они не идут вам. Платье на редкость удачное, а вот имя…

— Что же прикажете делать? Имя сменить?

— Может быть, и сменить. Оно ведь на всю жизнь.

Невеста задумалась. Полуприкрытые глаза и блуждающая улыбка говорили об одном: думать ей было приятно.

— Ну и задачу вы мне задали, — сказала она медленно, нараспев, хотя задачи перед ней уже не было, она решилась, а думала лишь о том, как лучше и проще все это сделать.

Как только замолчала музыка, невеста полушутя-полусерьезно попросила благословить ее на подвиг и поставить новую пластинку. Я незамедлительно сделал и то и другое, а когда оторвал взгляд от пластинки, давшей жизнь веселому шумному вальсу, увидел невесту возле Юрия и Евгении Михайловны. Она обняла их и тихо, чтоб не привлекать внимания гостей, что-то горячо доказывала им. Юрий растерянно хлопал ресницами и молчал. Молчала и Евгения Михайловна, загадочно улыбаясь и изредка бросая на меня лукавые взгляды. О чем-то Юрий тревожно спросил невесту, та обрадованно ответила. Короткого ответа ей показалось мало, и она старательно, душевно принялась пояснять свой ответ. В сверкающих ее глазах я видел то мольбу, то явный восторг. Редкие жесты, подкреплявшие самые важные слова, отличались сдержанностью и мягким изяществом. Судя по всему, она просила у них согласия, просила нежно и настойчиво. Не знаю как Юрий, а я не устоял бы.

Невеста наклонялась то к матери, то к жениху, одаривая их то ласковым взглядом, то светлой улыбкой. На лице у Юрия застыла нерешительность. Тогда, глянув на него, заговорила Евгения Михайловна. Речь ее текла плавно, спокойно. По лицу и по скупым движениям трудно было догадаться о смысле ее слов, но стоило мне перевести взгляд на дочь, как сразу же все прояснилось: Евгения Михайловна горой стояла за невесту. И жених, видно было, набирался смелости. Переглянувшись, все трое обменялись улыбками, скрепившими общее согласие. В эту минуту стихла и музыка.