И наконец, возвращаясь к балу у сатаны, можно отметить, что если прототипом бала был музыкальный вечер в музее, то Б. Е. Этингоф как хозяин вечера и директор музея соответственно должен был послужить прототипом Воланда.

Если принять предположение о том, что Б. Е. Этингоф стал одним из главных прототипов образа Воланда, то, как уже говорилось, он, прежде всего, воплощал для М. А. Булгакова образ советской дьяволиады. Будучи крупным чиновником по культуре, Б. Е. Этингоф выражал политику, характерную для того времени, использования искусства и литературы как агитационного средства, о чем заявлял сам на Всероссийской авторской конференции осенью 1930 г. Таким образом, он, как и во Владикавказе, был, безусловно, сатаной, дьяволом, Мефистофелем и проч. Важный аспект романа – всесилие Воланда: если в московских главах преимущественно речь шла о писателях, то Б. Е. Этингоф действительно обладал, хоть и недолго, огромными полномочиями и мог карать и миловать всех, связанных с литературной средой.

Исследователи многократно отмечали, что Воланд в романе М. А. Булгакова оказывается не столько сатаной, сколько поборником справедливости, приверженцем нравственных ценностей, покровителем творчества, не противником Иешуа, а его соратником по части возмездия лжецам, доносчикам и стяжателям. Согласно эпиграфу из «Фауста», он «вечно совершает благо»[1142]. Как мы видели, отношения Б. Е. Этингофа с деятелями культуры и в Москве складывались в основном вполне благожелательно. Тем самым этот Мефистофель, как и во Владикавказе, – «плут» или «плут и весельчак», следуя разным переводам И. В. Гёте, самый симпатичный из представителей нечистой силы.

Очевидно также, что не следует искать в этом образе портрет реального человека, далеко не все черты его личности могут соответствовать характеру Воланда. Б. Е. Этингоф был избран на эту литературную роль изначально благодаря фаустианской коллизии в биографии самого М. А. Булгакова.

Возвращаясь к самой возможности комментировать реальные прототипы Воланда, можно резюмировать, что М. А. Булгаков и Е. С. Булгакова намеренно стремились скрыть все, что могло навести на мысль об Б. Е. Этингофе. Это было небезопасно, поскольку нить вела к белогвардейскому прошлому писателя. Е. С. Булгакова, повествуя о том, как на домашнем чтении романа все писали записочки со словами «сатана» и «дьявол», вероятно, лукавила. Все слушавшие чтение романа, люди из московской литературной и театральной среды, были хорошо осведомлены и лично знали Б. Е. Этингофа как чиновника и мужа Е. Ф. Никитиной. Возможно, эти записочки и были придуманы, чтобы его имя никто не произнес вслух.