Да, конечно, я принимаю решения, и я делаю это, проводя своего рода внутреннее голосование. Количество голосов формирует результат, и, ей-богу, одна из сторон выйдет победителем. Но где в этом всем «свобода»?
Кстати говоря, аналогия с нашим электоральным процессом здесь настолько бросается в глаза, что я должен сказать о ней вслух. Не то чтобы в мозгу проходило своего рода «нейронное голосование» («один нейрон, один голос»); однако на более высоком уровне организации проходит своего рода «голосование среди желаний». Поскольку наше понимание мозга не на той стадии, чтобы я мог точно объяснить это голосование физически, я просто скажу, что это, по сути, «одно желание,
Подводя итог, наши решения принимаются по аналогии с демократическим голосованием. Наши желания вступают в диалог, принимая в расчет многие внешние факторы, которые играют роль ограничений, или, выражаясь более метафорично, играют роль перегородок в бескрайнем лабиринте жизни, в котором мы заперты. Большая часть жизни невероятно случайна, и мы не имеем контроля над ней. Мы можем желать чего угодно, но большую часть времени наша воля не исполняется.
Наша воля вовсе не свободна, наоборот, она спокойна и стабильна как внутренний гироскоп, и именно стабильность и постоянство нашей несвободной воли делают меня мной и вас – вами, а также сохраняют меня мной и вас – вами. Свободный Вилли – просто еще один голубой горбатый кит.
Глава 24. О великодушии и дружбе
Глава 24. О великодушии и дружбе
Есть ли души большие и маленькие?
Есть ли души большие и маленькие?
По ходу книги делая отсылки то тут, то там к забавному предостережению Джеймса Ханекера о «мелкодушных людях», процитированному в Главе 1, я довольно беззаботно упоминал количество ханекеров, содержащихся в разных человеческих душах, но нигде не уточнял, какие черты были бы свойственны высокоханекеровым и низкоханекеровым душам. Воистину, с одного намека на такое различие может разгореться пожар, ведь в нашей культуре есть догма, которая, грубо говоря, утверждает, что все человеческие жизни стоят одинаково.
И все же мы регулярно нарушаем эту догму. Самый очевидный случай – объявление войны, когда мы как общество официально переходим в коллективный резервный режим, в котором ценность жизни огромного подмножества людей внезапно падает до нуля. Здесь все так очевидно, что пояснения не нужны. Другое яркое нарушение догмы – смертная казнь, когда общество коллективно решает оборвать человеческую жизнь. По сути, общество заключает, что определенная душа не заслуживает никакого уважения. Рядом со смертной казнью находится тюрьма, где общество приписывает людям разный уровень достоинства или его отсутствия, косвенно демонстрируя разный уровень уважения к душам разных размеров. Подумайте также о феноменальной разнице между мерами, которые принимают врачи, спасая чью-либо жизнь. Глава государства (или глава любой крупной корпорации) с сердечным приступом получит куда больше заботы, чем обычный городской житель, не говоря о незаконных приезжих.