И припоминаются последние слова этой Ноаноа: «О, ветры южные и восточные, что встречаетесь и скрещиваетесь над моей головой! Летите к соседнему острову, разыщите моего любимого, найдете его под его любимым деревом: скажите ему, что вы оставили меня в слезах»…
Любимый, любимая, дерево, остров, море… Вот и все…
Печатается по: Звено (Париж). 1926. № 201. 5 дек.
Сергей Волконский ВОЙНА НА АМЕРИКАНСКОМ ЭКРАНЕ
Сознание своей безопасности, усыпленное чувство самосохранения, конечно, есть непременное условие всякого «любования», всякого эстетического восприятия действительности. Если Нерон мог во время римского пожара с лирою в руках воспевать пожар Трои, то потому, что он знал, что сам он не сгорит. Если бы Плиний, подползши к краю кратера Везувия, не погиб под горячей лавой, он сохранил бы на остаток дней своих воспоминание о величественнейшем зрелище, какое было дано человеку увидеть.
Но не только любование исключается пробужденным чувством самосохранения; исключается и сама возможность обнять взором (и сознанием) некоторые картины в жизни природы и в жизни народов, которых человек становится свидетелем. Такие явления, как пожар, землетрясение, наводнение, невместимы очам отдельного человека. Опасность суживает зрительный горизонт человека, сосредоточивает его наблюдение на непосредственной близости, суживает всякую окружность в точку. Можно сказать, что человек видит, только пока он зритель; но он перестает видеть, как только становится жертвой, даже уже с того мгновения, когда боится стать жертвой. Одно из таких необъятных для человека явлений – война со всем размахом и ужасом от картин.
И вот еще одно из преимуществ кинематографа: он делает нас «зрителями» того, что мы не только не видели, но чего бы не увидали даже тогда, когда бы были участниками. В мягкое кресло усаживает нас кинематограф и в приятном полумраке, под звуки музыки преподносит нам то, от чего в жизни захотелось бы бежать, без оглядки бежать…
«Большой парад» – огромное достижение кинематографических возможностей. Никогда еще не приходилось видеть большой картины жизненных явлений в таком масштабе. Что кинематографически подстроено, что взято «с натуры», трудно разобрать – так искусно все подобрано, переплетено: широкие картины народных масс и скромные эпизоды личных приключений. И действие неотразимо. С первых тактов музыкальной увертюры в вас пробуждается тревожная настроенность, которая все время, без единого ослабления, растет до захватывающей напряженности.