Печатается по: Рупор: Литература – Театр – Искусство – Культура. Экономика (Москва). 1922. № 3.
Валентин Парнах ЧАПЛИН
В коридорах парижского метро сиял плакат лимонного цвета: «Salome avec C… Ch…»[375].
Украшенные перстнями пальцы поддерживали широкое блюдо с отрубленной курчавой головой Шарло (Charlot) – Чарли Чаплина.
Персонаж комических и трагибуффонных эпопей нашего времени красовался на кафельной стене.
Черноглазый Чарли из Америки – потомок черноглазого комического персонажа турецкого театра цветных теней, Карагеза.
Оба – пролетарии-эксцентрики, наивные авантюристы.
Чарли – синкопствующий манекен, бухающийся среди тел Америки XX века.
Как Чарли, Карагез создавал причудливые положения, движения и жесты, преображался в живой мост, по которому проходили носильщики, или в кол, к которому привязывали стамбульских лошадей.
Его восклицание «Баккалум!» («Все равно!») соответствует трагибеспечному тону Чаплина.
Чаплин – кино-кинто.
Интересно снять его кавказским разносчиком-апашем (кинто), героем приключений на Кавказе и в России.
Его последняя трагедия-буфф «Ребенок» («The Keed»[376]) – щемящая жизнь бедняков ночлежек в духе Достоевского и насмешливое представление рая в стиле Маяковского.
Изречения Карагеза замыкались в острый куплет, поддерживаемый поразительными диссонансами турецкой музыки.
Ковыляния и бег Чаплина фиксируются взрывчатыми перебоями американского лада.
У каждой эпохи – свои движения и жесты.
Было бы естественно образовать Международный Союз Мимов, Акробатов, Эксцентриков, Танцоров, Джаз-Бандистов, истуканизированных выразительных тел нашего века.