Благодаря восходящему наклону площадей, надо подняться, приближаясь к Ассамблее, на шесть метров, прежде чем убедишься, что это здание – не что иное, как остров на искусственном озере. Вода и основания башен были скрыты, как ha-ha в английском пейзажном парке, и перспектива скрадывала тридцатичетырехметровую высоту башен, будто стоящих на самой площади и оттого казавшихся не очень высокими. Для организации такого архитектурного спектакля Кану потребовалась огромная экспозиционная дистанция. С севера от Озерного проспекта к зданию ведет ось длиной сто семьдесят метров, а Южная площадь вместе с газоном простирается до Рубинового проспекта на двести семьдесят метров. Ширина территории правительственного комплекса со зданием Ассамблеи в центре – восемьсот метров. Земля использована очень расточительно. Однако для главного здания страны с населением с населением в 60‐е годы в шестьдесят миллионов человек (ныне втрое больше) такое расточительство оправдано.

Но вот мы поняли, что перед нами остров. Вспоминаются выступающие из воды стены Гравенстена и Шильонского замка. Впрочем, Ассамблея не столь сурова. Что издали представлялось расшивкой, оказалось полосами белого мрамора – как бы негативом обыкновенной кладки, в которой камни эстетически ценнее раствора. У Кана, наоборот, вместо раствора – благородный камень, вместо камня – затвердевшее цементное месиво. Это зрительно облегчает стены; без жесткого мраморного каркаса бетон казался бы косной массой. Теперь это скорее панцирь, чем литая масса. Не меняя своих горизонталей, мраморные линии входят и внутрь здания, поэтому площадки, галереи, коридоры, переходы будут восприниматься в интерьере как плотно обстроенные городские улицы и площади.

Теперь уже можно что-то различить за гигантскими кругами, треугольниками и параллелограммами, прорезанными в бетонном панцире башен, стоящих на границах исходного квадрата. Оказывается, в углу каждой башни есть освещенный через эти отверстия квадратный двор, на который выходят все девять этажей офисных помещений. Панцирь каждой башни надет на тривиальный Г-образный в плане офисный корпус с вертикальными окнами. Из-за полускрытости окон они, кажется, выглядывают из прорезей панциря, защищающего их от солнечного света – прямого и отраженного водой (в Дакке даже январская температура может достигать тридцати градусов). Снаружи, как говорил о своих зданиях Мис, «кожа», однако в прорезях Кан показывает не «кости» здания, а его плоть. Бетонная «кожа» аристократически тонка. Прямоугольные изломы и плавные изгибы обеспечивают ей вертикальную жесткость аналогично тому, как изгибы и складки придают жесткость поставленному на ребро листу бумаги. На изгибах бетонная оболочка кажется упругой.