Лоос и другие участники конкурса, объявленного Chicago Tribune, был знаком с сокрушительной критикой, которой подверг эту навязчивую идею кумир его молодости Салливан. Однако он осмелился воспользоваться этой идеей, предложив построить тридцатидвухэтажный небоскреб в виде дорической колонны, поставленной на кубический слегка вытянутый вверх пьедестал. В колонне двадцать один этаж, в пьедестале девять, еще два сходятся квадратными уступами от куба к стволу колонны. Вход – через заглубленный дорический портик высотой в три этажа с антаблементом на двух колоннах.

Пояснительную записку Лоос начинает с постановки задачи: он думает о здании, которое должно стать такой же эмблемой для Чикаго, как купол собора Св. Петра для Рима или падающая башня для Пизы. Как этого добиться? Путем создания совершенно новой, нетрадиционной архитектурной формы? Но «любые нетрадиционные формы… слишком часто сменяются другими, так что их заказчики вскоре замечают, что они уже не модны, ибо модные формы меняются так же часто, как дамские шляпки». В американской традиции офис – это небоскреб. Но небоскребы столь многочисленны и так похожи друг на друга, «что даже специалисту становится трудно отличить офис в Сан-Франциско от офиса в Детройте». «Я выбрал колонну как лучшее решение этой проблемы», – продолжает Лоос. Свободно стоящая колонна – это традиция: достаточно вспомнить колонну Наполеона на Вандомской площади в Париже и колонну Траяна в Риме. Но «допустимо ли построить обитаемую колонну?» – спрашивает он и оправдывает свой проект прецедентами: моделью для Метрополитен-билдинга послужила гробница Мавзола, а для Вулворт-билдинга – башня готического собора684.

Защищая идею обитаемой колонны, Лоос не упоминает единственный пример практического осуществления этой идеи – дом в виде колоссальной сломанной дорической колонны, построенный около 1780 года Франсуа Барбье для французского аристократа Расен де Монвилля в его «Саду диковин» в Шамбурси685. Значит, Лоос хотел, чтобы полковник Маккормик принял его проект всерьез, без юмора.

На мой взгляд, функцией проекта Лооса – подчеркиваю, не нового офиса Chicago Tribune, а именно проекта как публичного жеста – было тестирование американской культуры. Лоос верил, что истинная культура цельна: «Если бы от вымершей расы не осталось ничего, кроме одной кнопки, я бы смог определить по форме этой кнопки, как эти люди одевались, строили свои дома, как они жили, какова была их религия, их искусство, их менталитет». В Америке 1890‐х его захватила объединяющая ее граждан современность. А что Европа? «Допустим, я живу в 1908 году, а мой сосед – примерно в 1900‐м, а еще кто-то – в 1880‐м. Тирольский крестьянин из Кальса живет в двенадцатом веке, а в праздничном шествии участвуют этнические группы, которые считались отсталыми уже во время Великого переселения народов. Беда государству, где культура жителей развивается столь неравномерно»686.