* * *

Игорю понадобились годы, чтобы избавиться от мыслей о России, запрятать ее в самый дальний уголок памяти и выстроить вокруг непреодолимую стену; многие месяцы он работал ночным таксистом, потому что не мог спокойно заснуть. Некоторые говорили, что выживание в одиночку, когда рядом нет любимого человека, похоже на траур; с той лишь разницей, что против смерти человек бессилен, можно только смириться и принять неизбежное. В случае Игоря те, кого он любил, были живы, это он их бросил. Где сейчас его мать? Удалось ли ей сохранить рассудок после того, как исчезли сразу оба сына? А Надя, которую он оттолкнул, как последний мерзавец? А дети?

Когда он бросил их, Пете было семь лет, а Людочке пять. Как им объяснили, что у них больше нет отца? Неужели Илья мог подумать, что Игорь ухватится за любую возможность вернуться в Ленинград, к своим призракам, но призракам живым, – а ведь он приложил столько усилий, запрятав их в самый дальний угол своей памяти, чтобы они не свели его с ума! Стоило ему закрыть глаза, как они сразу возникали перед ним и улыбались, как в старые добрые времена. Порой его охватывала жгучая тоска, но постепенно он привык к этой боли. Разве можно хоть на секунду представить, что Игорь рискнет увидеть их снова, в надежде возобновить отношения спустя пятнадцать долгих лет? Словно достаточно крепко обняться и все забыть? Какое объяснение он дал бы своим детям? Что их семья попала под каток истории, потому что он стал жертвой сталинизма? Сколько было таких, как он? Миллионы и миллионы. Если бы Игоря замучили и расстреляли, его дети могли бы сказать себе, что их отец был героем, а сейчас они были детьми труса, который сделал их сиротами, чтобы спасти свою шкуру. Пете сейчас двадцать два, Люде – двадцать, они прожили все эти годы без него. Им не нужен отец-предатель, который способен внести в их жизнь лишь смятение.

Игорь лег в кровать. Но заснуть не мог. Дамба, которую он возводил годами, оказалась хрупкой и дала трещину. Он повернулся на бок, потом на другой, встал, выпил стакан воды, снова лег, снова встал, оделся и вышел из дома. Было четыре часа утра. От ходьбы по безлюдным улицам Хайфы стало легче; на небе поблескивали звезды, в воздухе чувствовалась свежесть морского бриза. Ему понадобился час, чтобы попасть наверх, в квартал Бахай, к дому Ильи. Он поднялся на третий этаж, несколько раз нажал кнопку звонка, постучал в дверь. Через пару минут дверь открылась, и Илья в одних пижамных штанах, взъерошенный и сонный, уставился на Игоря.

– Я согласен.